«Хороший лоцман, — подумал Илья Круш, вспоминая прежнее свое ремесло. — Нас было несколько таких в порту Раца, там лоцманское дело в почете, я и сейчас при необходимости не погнушался бы подобной работенкой — глаз у меня по-прежнему верен, рука тверда».

Простим приступ тщеславия нашему милому герою. Да, он не забывал своих товарищей и соотечественников из Раца, но, по правде говоря, у старых лоцманов это в крови до конца дней.

Ближе к верховьям берега Дуная становились все более суровыми. Там царило особое оживление, нараставшее при приближении к крупным городам. Тенистые, покрытые зеленью острова становились все многочисленнее, порой от реки оставались лишь узкие каналы. Но были и протоки, позволявшие кораблям свободно плыть дальше. Легкие суда, паровые или парусные, с туристами или прогуливавшимися жителями, скользили меж островов.

Погода была прекрасной, ветер попутным. Солнечные лучи просвечивали сквозь легкие облачка, плывущие на юг, в направлении, которому следует Дунай после городка Вайцен, расположенного ниже Грана.

«Если бы он был здесь, господин Егер! — мечтал Илья Круш. — Это зрелище привело бы его в восторг… Кто знает, может, я скоро с ним встречусь?.. В Буде или в Пеште. Это, конечно, одно и то же, но дает два шанса вместо одного!»

В самом деле, с одной стороны, справа, находится Буда, старый турецкий город, а слева — Пешт, столица Венгрии. Они стоят друг напротив друга, как сотни других городов ниже по течению, например Землин и Белград, два давних исторических врага.

Именно в Пеште Илья Круш собирался провести ночь, а может быть, даже следующий день и еще одну ночь, поскольку все время надеялся получить весть от своего друга. К тому же его плоскодонка посреди целой флотилии увеселительных лодок могла спокойно стоять у левого берега.

Если бы не радующее душу зрелище, которое являли собой эти два города, их дома с аркадами и террасами вдоль набережной, колокольнями церквей, позолоченными последними лучами заходящего солнца, да если бы все эти чудеса не привлекли его взгляда, он не пропустил бы того, что непременно заметил бы господин Егер, а именно, что в течение некоторого времени лодка с тремя мужчинами на борту, двое на веслах, а третий за рулем, неотступно держалась позади него.

Поскольку Илья Круш знал один тихий уголок на краю города, где можно спокойно отдохнуть денек-другой, он продолжал плыть вдоль берега. Лодка следовала за ним на расстоянии двадцати футов.

Наконец плоскодонка достигла места, где можно было не опасаться ни столкновения, ни чужого любопытства.

Но, к великому огорчению Ильи Круша, около пятидесяти человек, мужчин и женщин, толпились на набережной.

«Так, — подумал Илья Круш, — меня уже ждут!»

Он хотел было проплыть дальше, но в это время лодка с незнакомцами приблизилась к борту его плоскодонки.

Что до любопытных, то ими как будто владело какое-то недоброжелательство, глухой ропот пробегал по толпе.

Человек, сидевший на корме лодки, прыгнул в плоскодонку вместе с одним из своих компаньонов. Затем он обратился к вновь прибывшему:

— Вы Илья Круш?

— Да, — прошептал наш славный герой.

— Тогда следуйте за мной!

XI

КРУШИСТЫ И АНТИКРУШИСТЫ

Хотя Буда в течение полутора веков была резиденцией паши и одним из важнейших форпостов Османской империи, хотя ей приходилось мириться со своим турецким положением, в настоящее время это вполне австрийский, а не венгерский город, несмотря на то, что официально он считается столицей Венгрии. В Буде проживает всего пятьдесят тысяч человек; ее общественные здания, кафедральный собор, церкви и дворцы не занимают сколько-нибудь заметного места в мировой архитектуре; промышленность и торговля здесь почти отсутствуют.