Чудища молчали и беспокойно переминались с ноги на ногу. Потом еще один великан выступил вперед.

— Мал-Шафф, — начал он, — мы считали тебя мертвым. Но, как видно, ошибались. Мы рады, что ты снова среди нас. Оуглат, который когда-то пытался убить тебя, но не сумел, погиб от твоей руки. Туда ему и дорога. Оставайся и живи с нами в мире и согласии. Мы приветствуем тебя.

Мал-Шафф поклонился.

Словно и не было никаких мыслей о третьем измерении. В памяти Мал-Шаффа промелькнули странные, щемящие воспоминания о бурой пустыне, усеянной алыми валунами, о серебристых скалах из поблескивающего, словно металл, камня, о безбрежных морях, обрушивающих волны на вздымающиеся к небесам утесы. И не только о них. Перед его внутренним взором возникли огромные дворцы из сверкающих драгоценных камней, причудливые картины ночных празднеств в глубоких черных пещерах, озаренных сполохами поистине адского пламени.

Он снова поклонился:

— Благодарю тебя, Батазар.

Не оглядываясь, Мал-Шафф зашагал вниз по склону вместе с остальными.

— Что?! — крикнул редактор в трубку. — Что вы сказали?! Доктор Уайт мертв?! Самоубийство?! Да, понял. Эй, Робертс, живо сюда! Срочно возьмитесь за этот материал.

Когда будете писать, — сказал он, передавая трубку своему подчиненному, — особо подчеркните, что Уайт очень разволновался из-за провала эксперимента, а главное — из-за невозможности вернуть людей обратно в третье измерение. Расхваливайте его на все лады за то, что он положил конец Черному Ужасу. Это настоящая сенсация.

— Я все понял, шеф. Сделаю, — ответил Робертс и, обращаясь уже к собеседнику на другом конце провода, проговорил: — Ладно, Билл, давай выкладывай, что там у тебя…

Достойный противник

Пятнашники запаздывали.

Может, они чего-нибудь не поняли.

Или выкинули очередную шутку.

А может, они и вовсе не собирались придерживаться соглашения.

— Капитан, — осведомился генерал Лаймен Флад, — который теперь час?

Капитан Джист оторвал взгляд от шахматной доски.

— Тридцать семь — ноль восемь по среднегалактическому, сэр.

И снова уткнулся в доску. Сержант Конрад загнал его коня в ловушку, и капитану это не нравилось.

— Опаздывают на тринадцать часов! — пропыхтел генерал.

— Они, наверное, так и не взяли в толк, когда мы их ждем.

— Мы же объяснили им все на пальцах. Взяли их за ручку и твердили одно и то же снова и снова, пока они не уразумели. Они не могли не понять нас.

Но они очень даже могли, и генералу это было известно лучше, чем кому бы то ни было.

Пятнашники не понимали толком почти ничего. Идея перемирия озадачила их так, будто они никогда не слыхивали ни о каких перемириях. Предложение обменяться пленными поставило их в тупик. Даже задача согласовать время обмена потребовала изнурительных объяснений — словно они прежде не догадывались, что время можно измерить, и не ведали элементарной математики.

— А вдруг они потерпели аварию? — предположил капитан.

Генерал фыркнул:

— У них не бывает аварий. Их корабли — настоящее чудо. Чудо, которому все нипочем. Они же смели нас, просто смели, разве не так?

— Так точно, сэр, — откликнулся капитан.

— Как по-вашему, капитан, сколько их кораблей мы уничтожили?

— Не больше дюжины, сэр.

— Крепкий противник, — изрек генерал.

И, пройдя через всю палатку, уселся в кресло.

Капитан почти не ошибся. Точное число было одиннадцать.