Однако это, по мнению Петрины, была пораженческая позиция, и, покинув приход и оставшись наедине с графом, она стала настаивать на своем предложении, говоря, что уверена в возможности предотвратить беду.

— Я поговорю об этом в полицейском участке, — пообещал граф.

— Но деревенская девушка может испугаться полицейского! — возразила Петрина. — Нам нужна всего-навсего какая-нибудь пожилая, добрая, по-матерински участливая женщина, которая сможет добиться доверия со стороны таких девушек и заставить их понять, как они должны быть осторожны.

Граф не ответил — он-то знал, что, как правило, приезжих девушек подстерегают сутенерши, которые, обещая хорошую работу и высокое жалованье, заманивают своих жертв в позорные дома, откуда те уже не возвращаются.

— Обещаю, что я серьезно займусь этим делом, — ответил наконец граф. — Я уже обсуждал его с лордом Эшли, одним из наших главных реформаторов. Но вы должны знать, что результаты последуют не очень скоро, и проявить терпение.

— Но я нетерпелива! Каждый день, каждый час гибнут все новые молодые девушки, все больше несчастных, больных младенцев родится на свет!

В голосе ее звучало страстное участие, и граф растрогался.

Среди знакомых ему женщин не было ни одной, которая бы так глубоко печалилась о судьбе своих менее счастливых сестер.

И он стал смотреть другими глазами на лондонских проституток и с большим вниманием, чем прежде, читал сообщения в газетах о преступности. Многие его друзья чрезвычайно удивлялись, когда он заводил с ними серьезные разговоры на эту тему, цитируя целые абзацы из сообщений специальной комиссии.

— Мне кажется, Стэвертон, вам хватает женщин, чтобы заботиться еще об уличных пташках, — пошутил какой-то член парламента. Однако другие прислушивались к его словам, зная, что он пользуется авторитетом в палате лордов.

«Да, он, конечно, добр, — думала Петрина, — хотя ко мне не питает особого интереса. Да и с чего бы, если у него уже есть две такие соблазнительные, блестящие женщины!»

Влюбившись в графа, она думала только о нем, плохо спала и стала худеть. Эти перемены не укрылись от глаз вдовствующей герцогини.

— Наверное, хорошо, что светский сезон скоро закончится, — сказала она как-то. — Эти ночные бдения и бесконечные танцы лишат вас свежести, если не принять меры.

— Сезон скоро кончится, — повторила Петрина едва слышно.

Она недоумевала, что будет тогда делать и есть ли у графа какие-нибудь планы в отношении нее. Она боялась, что ее отвезут в деревню или даже в Харрогит, и не осмеливалась задавать вопросы.

Скоро она узнала, что, как только окончатся Аскотские скачки, принц-регент отправится в Брайтон и постепенно все богатые дома перестанут устраивать приемы, а их владельцы или последуют за его королевским высочеством, или же до осени удалятся в свои загородные усадьбы.

...Петрина спросила у мистера Ричардсона, кто будет обедать у графа в этот вечер, и секретарь показал ей список приглашенных. Их было всего двадцать, и возглавляли список, разумеется, принц-регент и леди Хартфорд, а следующее имя, которое бросилось Петрине в глаза, было имя леди Изольды.

Петрина отправилась с герцогиней на званый обед в Девоншир-Хаус, чувствуя себя Золушкой, которую не пригласили на бал.

Обед в Девоншир-Хаусе носил сугубо домашний характер, так что вернулись они рано и только поднялись по ступенькам портика, как дворецкий возвестил:

— Леди только что покинули столовую и направились в гостиную, а джентльмены все еще за столом.

— Ну, тогда мы незаметно проскользнем наверх, — ответила, улыбнувшись, герцогиня.

Она поцеловала Петрину в щечку и сказала:

— Спокойной ночи, дорогая. Не задерживайтесь и не ждите меня. Вы же знаете, как медленно я поднимаюсь по лестнице!

— Спокойной ночи, мэм, — ответила Петрина, приседая.