«Сколько же потребовать?» — напряженно размышляла она. Очевидно, ее честь стоит дорого — она ведь сама обещала Пенелопе и Софронии, что задешево не продастся!

Но сколько именно? Может быть, пятьсот фунтов? Такого количества денег сразу Мэри никогда не видывала. Или тысячу? Это вообще фантастическая сумма…

— Десять тысяч, — прервал ее размышления герцог. — Солидная сумма, как по-твоему?

Мэри не сразу поняла, о чем он: гибкие и нежные пальцы герцога творили с ней что-то невероятное, потрясающее, она вся трепетала и задыхалась от наслаждения.

Но…

Он, кажется, сказал «десять тысяч фунтов»? Господи боже, да это же целое состояние!

Герцог между тем легко подхватил ее, сжав ладонями нежные белые бедра, и усадил к себе на колени.

— О! — вскрикнула Мэри. — О-о-о… да… десять тысяч… это очень, очень много!

— В год, — уточнил герцог. — Десять тысяч в год.

20.

Герцог Уэстермир с самого начала собирался выделить Мэри десять тысяч в год, но она-то об этом не знала!

И эффект от его слов был велик.

— Уэстермир, вы чудо! — воскликнула девушка, подпрыгнув от восторга (чем едва не довела своего воздыхателя до безумия).

Ник сжал свою добычу в объятиях. Им овладевало удивительное, незнакомое прежде чувство — безумное счастье, от которого кружится голова и замирает сердце. Никто не назвал бы герцога Уэстермира неопытным любовником; однако он и не подозревал, что в постели с женщиной можно испытать такое!

— Мэри, любовь моя, — выдохнул он сдавленным голосом, — о боже!

— Мне тоже очень хорошо, — задыхаясь, прошептала соблазнительница. — Господи, я и не знала, не думала, что может быть так хорошо! Я так соскучилась, я с ума сходила без тебя, хоть это и недостойно здравомыслящей женщины. Была бы здесь Мэри Уоллстонкрафт…

— Какое счастье, что ее здесь нет! — хрипло прошептал Ник. — Мэри, любимая, я…

Но он не успел договорить — в этот миг Мэри сорвала с себя цыганский лифчик, в порыве восторга швырнула его через всю комнату и всем телом прильнула к Уэстермиру, принимая в себя его распаленную плоть.

Ник видел все — ее разметавшиеся волосы, огромные шалые глаза, пухлые, жаждущие поцелуев губы; прямо перед глазами его распутно покачивались полные груди с алыми сосками. Слух его жадно ловил ее хриплые стоны, обоняние наслаждалось пряным запахом духов, а осязание… но об этом все равно не расскажешь словами.

Всю жизнь Доминик полагал, что главное достоинство джентльмена — сдержанность и самообладание в любой ситуации… в том числе и в постели с дамой.

Только теперь он понял, как глубоко ошибался!

Шелковые простыни вихрем взметались вокруг страстно сплетенных тел. Дикая и мятежная цыганская колдунья казалась Доминику античной менадой, воплощением самозабвенной страсти. У всех мужчин бывают эротические фантазии, и герцог Уэстермир не был исключением. И сейчас одна из его фантазий стала явью — удивительной, захватывающей явью!

Но рано или поздно всему приходит конец.

С губ любовников разом сорвался неистовый крик наслаждения. Тела их сплелись, да что там — слились в первобытном восторге страсти. Ногти Мэри глубоко вонзились в спину любовника… но он этого даже не заметил. Они были счастливы, как бывают счастливы дети, звери, дикари… или влюбленные.

— Мэри, любовь моя! — произнес Доминик целую вечность спустя. — Боже мой, дорогая, я не сделал тебе больно? Прости, что мои животные инстинкты…

— Что вы, Уэстермир! — послышался рядом любимый голос.