— В последние несколько недель вы выказали мало слабости. Вы отбросили все мысли о себе, чтобы заботиться о Мэри, вы спасли несчастного негра, вы немедленно вернулись, чтобы быть с Бретертоном.

А ведь было время, когда Сара не могла заслужить его одобрения — что бы она ни делала. А теперь, согретая его похвалой, она произнесла:

— Была еще одна вещь, которую я сделала, Криспин, и она потребовала от меня всех душевных сил, которыми я только обладаю. Я говорила с моим отцом.

— И что же? — настаивал он на продолжении.

Сара колебалась.

— Это был очень болезненный разговор для нас обоих. Он ничего не отрицал, у него нет даже чувства вины, ощущения, что он совершает ошибку. Все было так, как вы говорили. Криспин, я никогда бы не поверила, чтобы кто-нибудь столь же добрый, как папА, мог говорить так грубо, так жестоко о других людях. Мне кажется, что каждый пенни, который я держу в руках, покрыт позором.

— Моя дорогая, вы не должны принимать это близко к сердцу. Однажды все это закончится.

— Но как скоро, Криспин, как скоро?

— Боюсь, это потребует много времени. Мужчины вроде вашего отца никогда из-за денег не будут руководствоваться чувствами гуманности. Если уж даже ваши слова не тронули его сердца… — Он развел руками. — Но мы должны продолжать, Сара, до тех пор, пока не положим конец рабству.

— Если бы только я могла быть с вами, помогать вам. Но в нынешних обстоятельствах я могу лишь молиться за успех вашей борьбы, и, может быть, через некоторое время я смогу снова поговорить с папА.

— Попытайтесь сделать это, Сара. Если мы сможем склонить к жалости хотя бы одного работорговца, убедить его отказаться от своего ремесла…

Послышались торопливые шаги. Берта, с покрасневшим лицом, подбежала к углу живой изгороди.

— О, мисс Сара… — только и сумела сказать она, задыхаясь.

— Что такое? — встревожилась Сара. — Быстро говори мне.

— Сэр Уильям спросил про вас, а Фредерик сказал, что он видел, как вы вышли в сад и…

Окно второго этажа с треском распахнулось. В окне показался сэр Уильям, его лицо пошло лиловыми пятнами.

— Как вы осмелились, мистер Данси? Как вы посмели пробраться в этот дом и сбивать с толку мою дочь своими лживыми речами? Сейчас же идите в дом, вы оба.

Берта в смятении разинула рот. Сара вцепилась в руку Криспина.

— ПапА и без того на меня зол. А теперь…

Пока они шли к дому, Криспин крепко сжимал ее руку.

— Это моя вина. Я не должен был приходить. Сара, похоже, я не приношу вам ничего, кроме горестей и печали.

Сара остановилась и повернулась к нему, когда угол дома скрыл их от посторонних глаз.

— Это неправда. Но даже если и так, это не имеет значения. Вы должны мне верить, Криспин, — мне не о чем сожалеть. Я была ребенком, пока не приехала в Клэверинг. А теперь… Поцелуй меня, Криспин, только раз — прежде чем мы предстанем перед моим отцом, и я ничего не побоюсь.

Сэр Уильям тяжело дышал, прислонившись к перилам на лестничной площадке.

— Я даю вам ровно две минуты, чтобы объяснить свое поведение, после чего выброшу вас вон.

— ПапА, умоляю вас… — быстро вставила Сара.

Но голос Криспина заглушил ее слова:

— Сэр, целью моего визита, в первую очередь, было желание узнать о состоянии лорда Бретертона.

— Очень правдоподобно! Каких еще предметов вы коснулись, удовлетворив свое любопытство?

Криспин избегал взгляда пожилого джентльмена.