— А вы, мистер Дорси, все еще находились в «оранжерее», когда вас вызвали на сцену? — осведомился инспектор.

— Да.

— С мистером Беннингтоном?

— Нет, он вернулся к себе в комнату.

— Много бы я дала, чтобы узнать, отчего это ты. Джей, вдруг решил темнить, — с нервным смешком проворковала Элен Гамильтон.

— Вероятно, причина этого спрятана у мистера Дорси в левом кармане брюк? — предположил Аллейн.

Дорси встал. Бледность его обычно красноватого лица теперь отлично гармонировала с густой сединой.

— Могу я поговорить с вами наедине, суперинтендент? — спросил Дорси.

— Ну конечно! — раскинул руки Аллейн. — Если вы не против, давайте пройдем в вашу «оранжерею»…

В «оранжерее» Дорси в присутствии Аллейна и Фокса вытащил из кармана левую руку, на которой уже отчетливо была видна кровь, проступившая сквозь толстый слой наложенной пудры.

— Наверное, я сделал ужасную глупость, — признался Джей. — Просто мне казалось, что не обязательно показывать это при всех. Тем более что моя… моя ссадина не имеет никакого отношения к тому, что произошло…

— В таком случае, — заметил Аллейн, — об этом никто не узнает. Но вам надо постараться рассказать все как было. Предельно честно!

— Да уж постараюсь, — угрюмо отозвался Дорси.

— На правой скуле убитого имеется порядочный синяк. Он вполне мог возникнуть именно от того само го прямого левого удара, о котором так проницательно говорил мистер Пул. Теперь я бы попросил вас приложить ваш левый кулак к синяку на лице покойного, чтобы установить степень его соответствия… Если вы его не били, как вы говорите, этот эксперимент вам не повредит.

— Уж лучше я признаюсь, что ударил его! — содрогнулся Дорси.

— А не скажете ли заодно, почему вы его ударили?

— Черт, если бы я мог сказать, если бы я мог… — Джей прикрыл глаза рукой. — Вы не позволите мне присесть, суперинтендент? Я страшно устал.

— Садитесь.

Джей Дорси присел на ту самую кушетку, на которой спала позавчера Мартина, а в этот вечер — Гая Гейнсфорд. В тусклом свете лампочки под потолком его лицо отливало зеленью и выглядело старше обычного.

— Какой же я болван… — Дорси тяжело помотал головой.

Аллейн глянул на него удивленно — не так-то часто опытные актеры говорят о себе такое. Фокс присел за стол напротив и, стараясь не шелестеть, распахнул блокнот. Аллейн вспомнил, что его жена назвала как-то инспектора Фокса помесью медведя с грудным младенцем, и это определение вполне достаточно описываю ловкость, с которой действовал руками его подчиненный… Впрочем, добродушия и некоторой наивности инспектору Фоксу тоже было не занимать.

— Если от меня нужно какое-то краткое заявление, — сказал Дорси, — то, пожалуй, я могу объясниться буквально двумя фразами… Я ударил Бена в этой комнате во время антракта перед третьим актом. Я не сбил его с ног, но он был так обескуражен, что выбежал из комнаты. Надо сказать, я в молодости боксировал в полусреднем весе, и, хотя не натягивал перчаток вот уже лет двадцать, навыки, как видно, еще остались… Это было приятно почувствовать.

— А каков он был в тот момент?

— Бен? Он был отвратителен!.. А-а, вы имеете в виду — пьян или трезв? Он был просто в стельку! Вдрызг.