Она осталась на своем месте, когда остальные встали, чтобы исполнить нечто вроде гимна. «Я сделаю ее самой великой проповедницей», – решила Сибилла.

Она подождала, пока прихожане разошлись, толпой следуя за Лили, дотрагиваясь до ее рук, пытаясь что-то рассказать ей; она выслушивала очень серьезно и кивала, прежде чем обернуться к следующему страждущему. Тогда подошла к ней и Сибилла.

– Ты была сегодня неподражаема.

– Спасибо, – откликнулась Лили, не выразив удивления, увидев Сибиллу. – Рада снова видеть вас. Надеюсь, вам сейчас лучше.

– Лучше?

– Вы были так расстроены смертью Квентина, а потом еще это завещание… Какое это было время испытаний. Мы с Руди чувствовали себя так беспомощно, вы относились к нам так враждебно – мы это понимали, – но из-за этого нам было так трудно помочь вам.

– А где Руди?

– Он немного простыл. Иначе вы могли бы услышать его проповедь сегодня утром.

– Так это единственное время, когда можешь проповедовать ты? Когда он болен? Тебе следовало бы всегда быть здесь, тебе это удается куда лучше, чем ему.

Глаза Лили потемнели, но она тут же опустила их.

– Не лучше, а лишь по-другому, – мягко поправила она.

– Но тебе же хочется проповедовать. Разве тебе не хочется иметь собственную церковь, свою аудиторию?…

– Прихожан, – снова мягко поправила Лили.

– Разумеется. Чтобы никто не стоял над тобой, указывая, что и как следует говорить.

– Но Руди никогда и не указывает мне, что говорить, он мне доверяет. А я доверяю ему. У меня тоже будет своя кафедра, он говорит, что скажет мне, когда я буду готова занять ее.

– А давно ли он упоминал об этом в последний раз?

Лили чуть нахмурилась:

– Я не помню… может и давно, но…

– Мы можем пообедать вместе? – внезапно спросила Сибилла. – Не очень-то удобно разговаривать, стоя здесь, да и ты наверняка замерзла.

– Да, правда, здесь очень холодно, и еще я проголодалась, ведь я не завтракала.

Они продолжали стоять, и Сибилла нетерпеливо спросила:

– Ну, где же твое пальто?

– А я его не захватила… Я думала, апрель – значит тепло. И солнце пригревало, когда я выходила из дома.

– Ну-ка, пойдем, – Сибилла быстро направилась к арендованной машине, ведя за собой Лили. – Кто же заботится о тебе? – спросила она, отъезжая.

– Я сама. Ведь мне уже восемнадцать.

– Ну, знаешь, милая, это еще не повод, чтобы бегать в таком виде по холоду.

Лили смущенно, коротко рассмеялась:

– Вы говорите, как сказала бы мне мама.

– Я не хочу… – Сибилла осеклась. «Смотри, не испорти дела, – подумала она, – девочка уже созрела, чтобы ее вызволили отсюда». – Я не хочу стать твоей матерью, хотя Богу известно, как ты нуждаешься в ней, – закончила она. – Я бы хотела стать твоим другом.

Лили искоса взглянула на нее, потом вздохнула.

– А можно мне на обед гамбургер?

– Где?

– В «Гамбургеровом Раю», вот если сейчас вы повернете направо.

Сибилла свернула направо.

– Далеко?

– Около мили. Руди никогда не разрешает мне ходить туда.

– Это почему?

– Ему не нравятся люди, которые там бывают, а гамбургеры он просто ненавидит.

Она говорила, как совсем юное создание.