Сэмюэль Пипс

Ведь мы договорились:

Коль проследишь, что б унесли обед,

Увидим вместе истины зарю.

Роберт Браунинг

Хелен, герцогиня Денверская, добросовестно выполняла свой общественный долг. Как бы глубоко ни осуждала она своего шурина и его невесту, она была обязана устроить приём в их честь сразу же по окончании медового месяца. Сделать это было непросто. Чета Уимзи оказалась вовлечена (что для них типично) в совершенно вульгарное расследование убийства в самый день их поспешной, тайной и отвратительно организованной свадьбы. Затем они уехали за границу. Вместо того, чтобы вернуться в Лондон, они похоронили себя в сельской глуши, появившись лишь, чтобы свидетельствовать против убийцы на выездной сессии суда присяжных. Затем они приняли решение оставаться там до приведения приговора в исполнение, и Питер на это время погрузился в чёрную депрессию. Это было его любимым трюком в конце «дела», но почему кого-то должна волновать судьба обычного преступника, герцогиня понять не могла. Если кому-то не нравится виселица, ему не следует связываться с полицейской работой — всё это часть некоего эксгибиционизма, к которому нужно относится, как он того заслуживает. Герцогиня назначила дату приёма, разослала приглашения на пятницу следующей недели и написала леди Питер Уимзи письмо, суть которого за формальными фразами означала следующее: «Herein fail not at your peril».

Эта твёрдость окупилась. Приглашение было принято. Означало ли это, что Харриет Уимзи смогла убедить мужа, герцогиня ни знала и знать не желала. Она просто заметила герцогу: «Думаю, это позволит добиться цели. Эта женщина не пропустит свой первый шанс утвердиться в обществе. Она — настоящий восходитель».

Герцог лишь что-то проворчал. Он любил брата и хотел полюбить и невестку, если только ему позволят. Он считал их немного сумасшедшими, но так как их безумия, казалось, прекрасно подходили друг другу, пусть себе продолжают беситься. За последние двадцать лет он постепенно оставил надежду когда-либо увидеть Питера женатым, и теперь был рад, что тот остепенился. В конце концов, он не мог скрывать от себя, что прямым наследником является его единственный сын, любитель опасных быстрых автомобилей, и, если с ним что-нибудь случится, между титулом и пожилым и слабоумным дальним родственником на Ривьере останется лишь возможная ветвь Питера. В размеренном и довольно однообразном прозябании герцога существовала только одна страсть: сохранить поместье целым несмотря на чудовищный земельный налог, добавочный подоходный налог и налог на наследство. Он хорошо понимал, что его собственный сын не разделяет этой страсти. Иногда, когда он сидел за столом, воюя с хозяйственными книгами и отчётами, его посещали ужасные видения будущего: он мёртв, цепь наследования прервалась, состояние раздроблено, Холл продан какому-нибудь киномагнату. Если бы только Сент-Джордж понимал, он просто должен понимать… И затем приходила мысль, дезорганизующая и до странности нелояльная: Питер, конечно, чудак, но я могу ему доверять. Затем с ворчанием он отбрасывал это видение и писал сердитое письмо сыну в Оксфорд, ругая его за долги, неподходящие компании и редкие визиты в Холл во время каникул.

Таким образом, герцогиня сделала приготовления к званому обеду в Карлтон-Хаус-Террас, и герцог написал лорду Сент-Джорджу, который остановился с друзьями в Шропшире, что он, хотя бы из приличия, обязан появиться и приветствовать своих дядю и тётю, а не начинать заранее оправдываться за отсутствие. Он вполне может отправиться в Оксфорд на следующее утро.

— Ты сможешь выдержать встречу с семьёй? — спросил лорд Уимзи у жены. Он смотрел на неё через длинный стол за завтраком, держа в руке приглашение с золотой каймой.

— Я могу встретиться с кем угодно, — бодро ответила Харриет.