|
Он лежал на матраце, рядом, тоже на матраце, сидел Фрол, левая рука которого висела на перевязи, а перед ним расположился старик в белом халате. Он неторопливо водил ладонями над плечом Фрола, что-то тихо приговаривая. - "Экстрасенс", - решил Келюс, и ему стало интересно. Экстрасенсов он встречал часто, но в больницах сталкиваться с ними еще не приходилось. Лунин прислушался, но ничего не понял: старик говорил на совершенно непонятном языке. Николай, овладевший в университете джентльменским набором историка - английским, французским со словарем и латынью в избранных цитатах, - все же мог поручиться, что слова не принадлежали ни одному из европейских языков. И тут, к изумлению Келюса, Фрол ответил на том же наречии, засмеялся и начал что-то рассказывать. Слова казались чем-то знакомыми, но совершенно непонятными. Но услышав нечто вроде "дхар-ат гел асни гха", Лунин наконец, догадался: - А, дхары всех стран! - произнес он, приподнимаясь и пытаясь сесть. Голова по-прежнему болела, но двигаться было все же можно. - Наше вам мерси! - с достоинством ответствовал Фрол. Доктор - человек в халате был, без сомнения, доктором, - повернулся и с интересом взглянул на Николая. Келюса подмывало спросить: "Доктор, доктор, я умру?", - но тут ему вновь стало худо. Пришлось опуститься на матрац, в голове пульсировала боль, к горлу подступила тошнота. Доктор сочувственно посмотрел на Лунина, покачал головой и медленно провел ладонью над его лицом. Николай ощутил, как боль сразу утихла и отступила. Он снова мог вздохнуть полной грудью. - Ничего, воин Николай, - произнес старик, неспешно водя руками над его головой. - Сейчас пройдет... Келюс хотел спросить, не сотрясение ли у него, но заколебался, не зная, как обращаться к старику. Доктор не походил на обычного врача из районной больницы - издерганного, с пустыми глазами. Лицо старика явно отличалось от физиономии замученного жизнью терапевта: большие, близко сидящие глаза почти не мигая смотрели из-под седых бровей, небольшая русая бородка была аккуратно подстрижена, а главное - в старике чувствовалось что-то особенное, иногда называемое "порода". "Эмигрант, что ли", - мельком подумал Лунин и как можно непринужденно произнес: - Профессор, что у меня с э-э-э... черепушкой? Старик улыбнулся, и Николай вдруг понял, что неизвестный врач очень стар, может даже старше его деда-большевика. - Цел ваш сосуд скудельный. Однако же удар был преизряден, посему главою зря не вертите и в речах обильны не будьте. А профессором меня величать не по чину, да и мирское это. Зовите, ежели охота станет, Варфоломеем Кирилловичем... Лежите смирно, воин Николай, черепушка ваша покоя просит... - Но мы победили? - Келюс разом вспомнил все случившееся за эти часы. |
