|
Например, зарядом направленного действия с дистанционным подрывом вроде отечественной ПОМЗ-2 или ОЗМ-4, а лучше всего американской миной «Клеймор Ml 8»… Однако сектор поражения осколками у них градусов шестьдесят, все живое выкосит — ни подпрыгнуть, ни залечь. А это означало, что наверняка будут ненужные жертвы. Оставался, правда, еще один проверенный способ — выпасти клиента, поймать в перекрестие прицела его голову или горло (на корпусе возможен бронежилет) и, выбрав мгновение между ударами своего сердца, плавно нажать на спуск. А потом исчезнуть. Однако от профессионалов из Седьмого управления можно и не уйти, а поэтому Антон Андреевич пошел другим путем. Полгода понадобилось на сбор информации, отработку места покушения и близлежащих районов. Плюс способ осуществления акции, оружие, варианты отхода… И вот сегодня все должно свершиться. — До встречи. — Улыбнувшись, Меньшов взглянул на фотографию клиента, одну из многих, висевших на стене, и, аккуратно повязав галстук, натянул поверх костюма камуфляжный комбинезон. — До встречи… Мгновенно выхватил нож и, не коснувшись лезвием обоев, располосовал крест-накрест человека в генеральской форме. Пока только на фотографии. «Друзья узнали, похоронили, пропеллер стал ему крестом». Прибавив газу, Снегирев сделал Борю Рубашкина погромче и, миновав красочное многометровое заблуждение: «Аэрофлот — это ваш шанс летать дешево, надежно и быстро», как-то совершенно непроизвольно добавил от себя: «На тот свет». Под рев самолетных турбин он заехал на парковочный пятак и, определив «мышастую» в самый центр автомобильного скопища, втер в шевелюру содержимое очередного тюбика красителя-пятиминутки. «А говорят, лучшее средство от седины — лысина». Брюнет из Снегирева получился еще тот — черный как смоль, с лихим прищуром веселых глаз: не отдашь жену — уведет коня; и, прихватив букет хризантем, он этаким ромалэ двинулся к зданию аэровокзала. В душном закуте Пулкова-2 народу хватало. Крутые россияне держались чинно и, дабы подчеркнуть личную значимость, громко общались с себе подобными по сотовым трубам. Люди попроще, с букетами и без, гуртом толпились у выхода с таможни, а кое-кто, прижавшись носом к стеклянной стенке, жмурился в смотровую щель и от восторга смачно хлопал себя по ляжкам: — Абрам! Абрам! Ты же не поверишь — наши таки идут! Томились милые, напоминавшие валютных, барышни в брюликах, мужской пол косился на их ноги и посматривал на электронное табло, а из толпы, словно лозунги на первомайской демонстрации, выпирали призывы: «Дорогой герр Опопельбаум!», «Мистер Лонгерфильд!», «Равви Израель!». Таможня давала «добро», менты блюли, и все флаги были в гости к нам. На выходе их уже ждали. Лихой молодец с мулькой «такси» поверх куртки живо рассаживал фирму по машинам. Причем не в милые патриотам «Волги» цвета детской неожиданности, а в авто европейского класса, в которых возят пассажиров и за бугром. Но, господа, за все нужно платить, и желательно долларами. А обычному таксярнику — хрен большой и толстый, пусть россиян возит за их рубли. Чужие здесь не ездят. — Девушка, вот это желтое, пожалуйста. Выкинув в урну обертку, Снегирев устроился у стенки и как бы не обращая внимания на окружающих, занялся вплотную мороженым: если что, внешность жующего человека запомнить сложнее. «Ба, знакомые все лица». Едва он добрался до сердцевины из ананасового джема, кисло-сладкой, в палец толщиной, в его поле зрения попала плотная фигура человека по прозвищу Колун. Он был одет в длинную, наглухо застегнутую куртку, и, с минуту понаблюдав за ним, Снегирев понял, что стволы он держит под мышкой и в потайной лодыжечной кобуре, на груди у него находится микрофон, и, стало быть, работает он не сам по себе, а в команде. |
