|
— Снегирев нажал кнопку памяти и, дождавшись контакта, приложил трубку к уху: — Здорово, Кирилл. Как жизнь? Мексиканский, говоришь, сериал? И даже Ирка нашлась? Это хорошо. Ладно, буду минут через сорок, расскажешь. Он задумчиво убрал телефон и, покачав головой, вдруг широко улыбнулся: «Ну, Плещеев, молодец, растешь на глазах», а в это время дверь палаты распахнулась и в коридоре показалась бомжующая россиянка Дубровина. Хоть и говорят, что хворь не красит, но Анна Павловна смотрелась куда как лучше, чем до больничных стен, — приличного вида интеллигентная дама бальзаковского возраста. Только вот выражение ее глаз осталось прежним, потерянно-отрешенным, и медицина здесь, видимо, была бессильна… — Ну что я вам говорил, будет как огурчик! — Выкатившийся из ординаторской эскулап золотозубо улыбался. В левой руке он держал документы исцеленной, а правой цепко ухватился за румяное яблоко и с хрустом смачно пользовал его. — Аппетит хороший, пищеварение качественное, стул нормальный. Даже месячные стабилизировались. Не женщина, а конфетка… — Пошли, Анна Павловна. — Забрав паспорт, Снегирев повел Дубровину на выход и уже в дверях показал лекарю все свои тридцать два парцелановых: — Привет Гиппократу… На улице хоть и стояло бабье лето, однако погода была отнюдь не летней. Моросил мелкий противный дождь, кошки убрались в подвалы, менты — в будки, и повсюду на трамвайных путях висели надписи: «Осторожно, листопад». — Залезай, Анна Павловна. — Сняв «мышастую» с охраны, Снегирев помог Дубровиной усесться и всю дорогу до Бронницкой никакого внимания на пассажирку не обращал: едет себе рядом и пускай едет, думает о своем. Видно, о чем-то не очень радостном, вон опять слезы из глаз и нос всмятку… На дворе у Кольчугина нынче яблоку было негде упасть. Стояли в основном исчадия заводов СНГ — мертворожденные «жопорожцы», недоношенные дети ВАЗа, была даже одна «жертва аборта» из Горького, рахитичная, но горячо любимая отцами народа, и, запарковавшись в самом углу, у бомбоубежища, Снегирев кивнул пассажирке: — Анна Павловна, ты посиди, я сейчас. Кольчугина он нашел за компьютером — в сером костюме с черным галстуком в крапинку, как и полагается хозяйственнику среднего звена, и тот гостю обрадовался страшно. — Ну, Алексеич, спасибо. — Кирилл поднялся из-за стола и, крепко пожав Снегиреву руку, прямо-таки расцвел. — Ирку вчера привезли, беременную насквозь, на восьмом месяце. Какой-то двухметровый ведмедь подкатил на «фольксвагене», выхлебал чаю полсамовара и, ничего толком не объяснив, отчалил, — кто, что, как в тумане. Сама Ирка говорит, что держали ее взаперти в какой-то больнице, где всех баб оплодотворяли в обязательном порядке искусственно. А у нее уже свой был, от Темы, скоро рожать должна. — Кольчугин глубоко вздохнул и, не в силах сдерживать радость, рассмеялся: — Не верится даже, жива, здорова, племянник скоро будет, просто мексиканский сериал с хеппи-эндом… — С хеппи-эндом, говоришь? — Снегирев потянулся и, заметив на столе кулек с семечками, без стеснения запустил в него руку. — Темка-то на посту? У меня в машине гражданка сидит, ну та, насчет трудоустройства, пусть он ее проводит сюда, познакомитесь. — Черт, забыл совсем, в бомбоубежище и конь не валялся. — Кирилл хлопнул себя по лбу и, набрав номер, приложил трубу к уху: — Артем, во дворе женщина сидит в серой «Ниве», давай-ка, пожалуйста, приведи ее ко мне. Ага, прямо сейчас. — Отключился и по новой пробежался пальцами по кнопкам: — Лия Борисовна? Это я, ты не забыла, девушка, что долг платежом красен? Нет, натурой не возьму. Лучше бы обрезной доски кубометров пять и пару плотников, выгородку сколотить. |
