Однако это письмо не наполнило ее радостью. Так вот, значит, каков будет финал ее дел во имя Ронни! Снова мрачная, безрадостная школа…
То, как Мак–Гилл отнесется к ее отъезду, было ей совершенно безразлично…
— Вы заставили меня ждать, — заметил Мак–Гилл недовольным тоном, когда она вошла к нему. Затем продолжал: — Если верить утренним газетам, то Брадлею вчера не поздоровилось. В Гайд–Парке кто–то стрелял в него. Но я вижу, для вас это не новость?
Анн улыбнулась:
— Не вы один читаете газеты по утрам.
Марк смущенно потер небритый подбородок.
— Брадлей, конечно, полагает, что за всем этим скрываюсь я.
— Разве удалось поймать кого–то из покушавшихся на него людей? — спросила она невинным тоном.
Марк пожал плечами.
— Я вообще не верю всему этому сообщению. Брадлей любит фигурировать на страницах газет — это его слабость. А еще одна слабость заключается в его симпатии к вам…
Анн и бровью не повела.
— Вы не видели его в последнее время? — неожиданно спросил он.
— Да, я его видела вчера. Поздно ночью. — Она знала, что Марку известно об этом. Ему наверняка сообщили о визите Брадлея.
— Зачем он приходил? Вы не захотели откровенно мне сказать, что он приходил сюда, а заявили, что узнали о покушении из газет. Неужели и вы пойдете против своего старого друга?
Она покачала головой.
— Если вы полагаете, что я собираюсь донести на вас полиции, то вы ошибаетесь.
Марк улыбнулся и приветливо похлопал ее по плечу:
— Вы, должно быть, думаете, что я сержусь на вас, потому что вы дружите с Брадлеем? Уверяю, что меня это нисколько не трогает. Если бы вы могли избавить его от предвзятости на мой счет, если бы смогли ему втолковать, что я вовсе не являюсь каким–то королем преступного мира, о которых читаешь в криминальных романах, и что я уже прекратил торговлю контрабандой, вы бы оказали мне большую услугу, Анн. У меня достаточно денег для того, чтобы я мог себе позволить роскошно жить, ничего не делая, и работа мне в достаточной степени опротивела. Я бы достойно вознаградил вас за это.
— Я не нуждаюсь в вознаграждении, — ответила девушка. — Я уезжаю в Париж.
— Вы возвращаетесь в школу? — Марк был искренне удивлен.
Она утвердительно кивнула.
— Пожалуй, это резонно, — облегченно вздохнул Марк. — А о наших денежных взаимоотношениях мы еще потолкуем…
В комнату вошел слуга и подал Марку телеграмму. Продолжая беседовать с Анн, он равнодушно вскрыл ее и нахмурился.
— Во всяком случае, приятного в этом мало! — сказал он. — Месяц тому назад подобнее известие обрадовало бы меня. Но теперь, когда вы лишены шоферских прав, стали такой подозрительной и подружились с начальством Летучего Отряда, в этом кроется для меня большая опасность…
В голосе его звучало безразличие, но Анн поняла, что он обеспокоен не на шутку.
— Что, снова прибыла партия сахарина? — спросила она, пытаясь улыбнуться.
Он кивнул головой и протянул ей телеграмму. Она прочла: «75 К. Л. в виду».
Подписи на телеграмме не было — по–видимому, текст был шифрованным.
— Я ведь сказал этим болванам, чтобы они больше не посылали! Это, должно быть, партия, высланная Лютерном из Брюсселя…
Поглядев на Анн, он криво усмехнулся.
— Если б я вздумал просить вас получить для меня посылку, то вы бы, конечно, сообщили о ней Брадлею и упрятали меня за решетку!
— Это сахарин?
— Клянусь вам в этом!
В голосе его было столько искренности, что она, кажется, поверила ему. |