— То есть вы хотите сказать…

— Совершенно верно, товарищ генерал. Есть все основания подозревать, что сия штуковина родилась в местах заключения.

Ослабив тугой узел галстука, один из шефов Управления ФСБ снова поднялся из глубокого кресла. Озадаченно потирая подбородок, он принялся расхаживать по кабинету — данное заключение, хотя еще и не окончательное, вызывало у него двоякое чувство.

С одной стороны — два недавно всплывших опасных орудия убийства в любом случае несли в себе угрозу и соответствующую реакцию местного и столичного руководства. Наверху понимали — страна после нескольких локальных войн до предела наводнена оружием, но допустить налаженное левое производство!.. И не где-нибудь, а во втором по величине городе… Это уже выходило за всякие рамки и вчера, когда ему сообщили о самопальном автомате, он исподволь уже начал готовиться к неприятностям. Слава Богу, многолетний опыт подсказал: не следует спешить с докладами наверх.

С другой же стороны, неожиданная гипотеза полковника намного упрощала последствия, да и все дело в целом. Происходящее в колониях контролирует Система Исправительных Дел и Социальной Реабилитации — самостоятельное ведомство и в этом случае все шишки посыплются прежде на начальство Минюста. «Нашу «контору» лишь слегка посечет осколками, — решил про себя Назаров. — Вот и отлично! Пусть Максимилиан досконально разрабатывает свою шальную версию. Авось, что-нибудь выгорит…»

— Что ж, возможно вы на правильном пути, — задумчиво, но с этаким, едва заметным налетом одобрения, проговорил он, — продолжайте трудиться в данном направлении и держите меня в курсе.

«Отныне я не сержусь на вас…» — тут же перевел со сложного, сугубо ведомственного языка, Сергеич.

В слух же ответил:

— Понял, Александр Павлович. История, видимо, пока требует строжайшей секретности…

— Да, воздержитесь от огласки и вот что… Если понадобиться, я немедля подключу к работе УРПО — развязка может случится беспрецедентной…

Расставаясь с бывалым фээсбэшником, генерал-майор пожал тому руку и проводил до самой двери, что в течение пятилетней работы в Петербургском Управлении делал крайне редко…

Это уже было серьезно. Угрозы Доброго в адрес семьи, Фролов мог сравнить разве что с ударом ниже пояса. Десятилетний сын Сережка и жена Ирина всегда оставались для Олега Давидовича неким святым, заповедным мирком, и все, чем бы он ни занимался, к чему бы ни стремился, так или иначе, делалось ради них. Жизни без этих двух людей глава семейства просто не мыслил и не представлял.

Потому и реакция на второе послание мнимого анонима последовала незамедлительно. Он связался с крутым охранным агентством и, выложив приличную сумму, подписал какой-то договор. Уже на следующий день, каждый шаг по городу, ничегошеньки не подозревавших Ирины с Сергеем, сопровождался, заметным лишь специалисту, присутствием двух молчаливых и крепких ребят.

На душе директора клиники стало немного спокойнее, хотя, пробегавший по телу легкий холодок от одного воспоминания о полковнике, все чаще и настойчивее внушал мысль: «Не отступится… Такой наглец, привыкший к тому, что все вокруг исполняют приказания по мановению толстого мизинца, не отступится…»

По истечении второго отпущенного Добрым срока, в клинику заявились автоматчики под предводительством гладенького очкарика неопределенного возраста. Предъявив удостоверение налогового полицейского, он важным жестом сменил у входа охрану и прошествовал в кабинет главного бухгалтера.

— Я уполномочен передать решение о приостановлении деятельности вашего юридического лица.