Видимо, звуковой фон его удовлетворил: человек вытащил из кармана плаща медицинские перчатки и натянул на руки, отчего резина так истончилась, что стала прозрачной. Он оглядел три двери, выходившие на площадку, и выбрал среднюю. Казалось, человек поступает наобум. Случайная лестничная площадка, любая дверь… Но в его действиях была скрытая, лишь ему известная причинность: площадка выбрана на последнем этаже, где исключена ходьба жильцов из нижних квартир, дверь выбрана однозамочная и скорее всего не двойная.

Человек позвонил как-то необязательно, будто примеривался. И ждал так долго, что и спящий успел бы подняться. Второй раз звонил длиннее и настойчивей, но ответа ждал меньше. Третий звонок вышел небрежным, на всякий случай. И тогда у человека, словно выпав из рукава, оказалась грузная связка ключей. Он еще раз глянул вниз и подступился к замку…

Пошло другое время — долгое, тревожное. Ключи не подходили. Человек нервно скреб по металлу, оглядывался и примеривал следующий ключ.

Видимо, прошло минут двадцать, прежде чем замок согласно провернулся. Человек вздохнул и опустил теперь уже ненужную связку металла в карман, отчего плащ скособочило с заметной силой. Оставалось войти в квартиру. Но человек, широко распахнув дверь и все-таки проверив, нет ли второй, не вошел, а прикрыл ее осторожненько. И легко побежал вниз, на улицу.

К дому подступал низкий прозрачный скверик, разбитый в междомье: цветы, скамейки и кусты. Человек в плаще и спортивной шапочке выбрал место отдаленное, за кустом, который, заслоняя, не мешал уже редкими листьями видеть парадное. И все-таки человек еще прикрылся и газетой, изобразив читателя.

Наблюдавшему за ним лицу, будь таковое, могло бы показаться, что этот квартироотмытчик передумал, или испугался, или проверяет, не замечена ли его операция с дверью… Но домушник проверял другое: не поставлена ли квартира на сигнализацию, не подкатит ли сейчас милицейская машина? Впрочем, окажись в сквере опытный работник милиции — он бы задержал эту нелепую фигуру в сером безразмерном плаще с вставшим до макушки воротником, в спортивной шапочке, натянутой до носа, с газетой, закрывавшей то, что осталось от лица после шапочки. Видимо, этот замочник не знал проверенной криминалистами истины, что подозрительней всех выглядит сам преступник. Но если бы подъехала милицейская машина, он встал бы и шмыгнул за угол соседнего дома.

Через полчаса — достаточное время — человек в емком плаще встал, намереваясь идти в парадное, но оттуда выкатилась крохотная белая собачка, походившая на стриженого кота. Хозяйка-старушка поспевала сзади. Он переждал эту, чуть было не происшедшую, нежелательную встречу. И тогда вошел…

Крепко прижатая, уже не запертая дверь распахнулась легко, как от сквозняка. Он переступил порог, закрыл ее, мягко спустил замок и нащупал выключатель; при свете матового бра деловито вытащил газету, бросил на пол и тщательно отер ноги, чтобы не наследить. Убрав грязную бумагу обратно в карман и даже не оглядевшись, он прошел на кухню. Белая плита без единой кастрюли, вытяжка, пластиковые шкафы и шкафчики, большой холодильник, какая-то трехступенчатая люстра… Он принялся за дело.

Плоский ящичек, поделенный на десяток отделов. Ложки-вилки, мельхиор и серебро. Какие-то лопаточки, какие-то совочки… Однозубая вилка, горбатый ножик, дырявая ложка… Для чего они?

Шкаф-угол с посудой. Сервизы, расписанные золотом и разрисованные картинками. Тарелки, блюда, супницы… Чашечки, чайнички, сахарницы, вазочки…

Небольшой шкафчик — сверху пластик, внутри дерево — заложен пачками чая. Грузинский всех номеров, индийский, цейлонский… В коробках, полиэтиленовых мешочках, железных и стеклянных банках…

Второй шкафчик-двойник, из которого пахнуло уходящим летом.