“Зубы Шторма” мелькали в воздухе кровавой дугой, разрубая орков. Архам понял, что кричит братьям следовать за ним и бросился к примарху.
Они продвигались вперёд, клин золотисто-жёлтой брони с повелителем войны на острие. Мир превратился в размытое пятно движений, выстрелов и ударов, и появилось чувство, что он всего лишь одна часть существа с множеством голов и единой волей, чувство, что он стал частью силы превосходящей любого воина: неукротимой, гневной и безжалостной.
Битва продолжалась ещё более двух часов. Закончилось всё неожиданно. Вот он вытаскивает сакс из шеи орка, а секунду спустя нет ничего кроме дыма над равниной трупов. В одном из окопов прозвучала очередь, а затем стихла. Архам на мгновение замер, глаза и разум искали следующую угрозу. Тактические руны на экране шлема поменяли цвет с янтарного на синий.
Он обернулся. Сзади стоял Катафалк, внимательно осматриваясь вокруг. Орочья кровь и кусочки мяса покрывали его доспех, скрыв жёлтый под красным. Рваная дыра протянулась по шлему от левого глаза до подбородка, и Архам увидел сквозь разрез распухшую глазницу. Он посмотрел на себя, вспоминая полученные удары, пока он прорубался сквозь орков. Под доспехом текла кровь, и он почувствовал холодное онемение подавленной боли. Бионика заскрежетала из-за запёкшейся крови и пыли, когда он повернулся в другую сторону и посмотрел на Дорна.
Броню примарха забрызгала грязь. Клочья кожи свисали с “Зубов Шторма”. Он снова стоял неподвижно, словно фигура, только что шагавшая сквозь резню, отступила за стену спокойствия и контроля.
– Передай приказы флоту выйти на ближнюю орбиту, – сказал он, посмотрев на Архама. – Пусть высадят тяжёлую инженерную технику и камеры сгорания. Преврати эту равнину в погребальный костёр. Все остальные подразделения должны перевооружиться и приготовиться рассредоточиться по поверхности. Не должно остаться ни следа орков. У тебя двадцать часов. После этого я изучу твои планы укреплений и размещения гарнизонов на планете.
– Будет исполнено, повелитель, – ответил Архам, прижав кулак к груди в приветствии.
Дорн коротко кивнул и направился к приземлившемуся на поле битвы “Аэтос Диос”. Хускарлы последовали за ним, пропитанные кровью плащи жёстко свисали с их плеч. Архам остался и собрался отдать первый из долгого перечня приказов, когда Дорн обернулся.
– Будущее завоёвывают не в битвах, а в моменты перед началом битвы и после её завершения. Запомни это и запомни этот день. Это – победа Империума, но и твоя победа, капитан.
Архам опустился на колени, услышав скрип забитых механизмов бионики. Стоявший рядом Катафалк и остальные воины отделения последовали его примеру, а затем по всему полю битвы каждый легионер и солдат ауксилии опустился на колени. Затем Катафалк выкрикнул клич, который секунду спустя отозвался эхом сквозь дрейфующий дым, как обещание ещё не рождённому будущему:
– Imperium victor!
– Imperium victor!
– Imperium victor!
Силоний нажал кнопку, открывая ставни иллюминатора. Они с лязгом пошли вверх, и свет упал ему на грудь, а затем стал подниматься, пока он не почувствовал его на лице. Силоний закрыл глаза, прежде чем солнечный свет коснулся их. Он подождал и медленно открыл веки. Солнце находилось за кругом золотистого кристалла. Свет оказался таким ярким, что, словно толкал его, тянул и заполнял, пока он смотрел на него. Глаза приспособились, уменьшив ослепительную яркость до ровного блестящего круга.
Он не помнил солнце, под которым родился. Теперь он помнил фрагменты прошлого, куски жизни, прожитой на войне, но картина оставалась неполной и перед определённым моментом… пустой.
Психическая реконструкция. Так он сказал Альфарию. Он был тем, что осталось от этого процесса. |