– Чего ты боишься?

Он почувствовал присутствие рядом, и руки оторвали его голову и плечи от пола.

– Архам? – произнёс Рогал Дорн.

– Повелитель… – сказал он, и тяжело выдохнул. – Вы… вы ранены… – Чернота распускалась и окутывала его. – Альфарий… Что… Что он сказал…

– Ложь и ничего больше.

– Это… не должно было… закончиться так… Я должен был остановить его прежде, чем всё это произошло… Я подвёл вас…

– Ты никогда не подводил меня, мой сын.

– Я… не ваш сын, повелитель… Я – ваш преторианец…

И затем последняя часть прошлого стала будущим, и темнота и тишина стали абсолютными.

 Омегон проснулся.

За все дни своей жизни он никогда не спал, никогда не видел снов и не чувствовал давление смертельной усталости. И всё же он проснулся из чёрного забвения, холодная палуба корабля лежала под ним, и тьма оружейной окружала его. Дрожь двигателей “Беты” была далёким гулом на границе тишины. Холод пронизывал плоть. Капельки пота покрывали кожу. Он чувствовал во рту кровь, густую и неприятную с привкусом железа. Руки онемели, пальцы застыли, словно сжимали что-то, что исчезло. Он пошевелили ими, и дотронулся до лица. Острые иглы боли покалывали от прикосновения.

И затем появилось новое чувство, сокрушающее своим бременем, бесспорное в своей истинности, хотя он не мог сказать, откуда оно пришло.

Он был один.

Слова начали складываться на языке, но дверь в палату уже открывалась. Аркос стоял в свете двери, и его доспех загудел, когда он шагнул внутрь.

– Лорд Омегон, – произнёс Аркос, быстро склонил голову, а затем остановился, когда увидел примарха. – Что-то не так?

– Нет… Нет. Есть ли…? – Он моргнул. Холодные спирали света на миг показались на периферии зрения.

Один.

– Есть ли сообщение от лорда Альфария? – спросил Омегон, всё ещё смотря на свои руки. Он, даже не поднимая взгляд, почувствовал, что Аркос нахмурился.

– Нет, – ответил он. – Но есть кое-что другое…

Омегон посмотрел на него, мышцы шеи двигались с трудом.

– Магистр войны Гор хочет посоветоваться непосредственно с лордом Альфарием.

– Нам что-нибудь известно о причине его беспокойства?

– Нет, повелитель, – сказал Аркос. – Наши источники при дворе магистра войны стали… ненадёжными.

Омегон кивнул и оглянулся, словно что-то услышал в пустой темноте.

– Подготовьте метатрон, – велел он. – Я поговорю с братом.

Аркос кивнул, и секунду внимательно смотрел на Омегона, прежде чем уйти.

Один.

Омегон сам облачился в броню, слепые сервиторы закрепили пластины доспеха поверх плоти, а тем временем онемение в руках и шее сменилось тлеющей болью.

Я – один.

Знание всплывало сквозь холодные мысли, бесспорное и неизбежное, хотя он не мог сказать, как узнал, что это факт, а не страх. Он никогда не был один, никогда по-настоящему. Уже с первой искры мысли в разуме он знал, что являлся одним из многих, фрагментом большего целого, частью большой судьбы. И теперь…

Он покинул оружейную, держа под рукой чешуйчатый и украшенный гребнем шлем примарха Альфа-Легиона.

Аркос ждал в изолированной камере, где они хранили метатрон. Омегон кивнул, и дежурные начали снимать маску с головы одноразового астропата. Он смотрел, как корчилась исхудавшая фигура, призрачный свет и дым изливались изо рта, образуя тень в воздухе, тень с лицом и формой.