– Чего ты боишься? – тихо спросил Дорн.

– Что другие погибнут из-за моей слабости. Что я проиграю, – ответил Кай. Кожа сползла с руки, сухожилия и плоть пузырились и чернели. Боль превратилась в ледяные клинки, разрывавшие кости пальцев. Он держал руку совершенно неподвижно и смотрел Дорну в глаза. Всё замерло, бесконечно тянулись секунды.

– Всегда есть страх, даже если мы даём ему другое имя, – наконец произнёс Дорн.

– Я знаю, повелитель.

Дорн ещё секунду внимательно смотрел на него. – Какое имя ты выбрал?

– Архам, – ответил он. – Моим клятвенным именем станет Архам.

– Быть по сему, – сказал Рогал Дорн. Он разжал кулак, потянулся сквозь пламя и сжал обгоревшую руку сына. – Быть по сему.

Кестрос увидел, как открылась дверь, и встал, когда вошёл капитан Катафалк. Командующий штурмовиков долго смотрел на него, но ничего не сказал. Доспех Катафалка всё ещё покрывали царапины и брызги свернувшейся крови, а левый висок разделяла пополам рваная рана. Он не сводил с Кестроса взгляда холодных глаз.

Кестрос стоял по стойке “смирно”, уставившись в угол кельи. Мысли крутились в голове, даже когда он не пускал их на лицо. Ему приказали вернуться сюда, после того как рота покинула космопорт Дамокл. Не последовало никаких объяснений, просто прямой приказ, не терпевший никаких разъяснений или вопросов. С тех пор он не видел никого, кроме снявших броню сервиторов. Помещение, где он находился, располагалось в заброшенной части орбитальной платформы в полукилометре от остальных братьев.

– Зачем я здесь, капитан?

– Я не могу ответить на это, – сказал Катафалк. Кестрос знал, что это было максимум извинений, на которые он мог рассчитывать, и не удивился. Иного он и не ожидал. – Ты временно выведен из моего подчинения, приказ вступает в силу немедленно.

Кестрос моргнул. Катафалк внимательно наблюдал за ним. Он думал, что сказать. Это выглядело, как выговор, как наказание, но если это и так, то он не знал в чём виноват. Он не любил недосказанности, им не было места в легионе. Они – воины, а не придворные. Кестрос почувствовал, как раздражение растёт в крови, и заставил себя успокоиться.

– Как прикажете, капитан, – сказал он, тщательно подбирая слова.

– Это не его приказ, сержант, – раздался звучный голос, и воин вошёл в дверь за спиной Катафалка. Воин был облачён в лакированный доспех и с его плеч свисал чёрный плащ, отороченный белым мехом. Поршни и кабели мерцали между пластинами брони, прикрывавшими правую руку и ногу воина. На поясе висела булава из чёрного камня, и он смотрел на Кестроса тёмными глазами над седой бородой. Каждое его движение излучало спокойствие и контроль.

Кестрос моргнул и опустился на колено, прижав кулак к груди в приветствии.

– Достопочтенный магистр Архам, – произнёс он, стараясь, чтобы голос не выдал путаницу в мыслях. Среди воинов легиона было много снискавших великую честь: лорд Сигизмунд, Япетус, сенешаль Ранн, но Архам был одним из Первых. Одним из двадцати воинов, которые вступили в легион сразу после воссоединения примарха с Императором. После смерти магистра флота Йоннада в начале войны, Архам стал последним из этого братства. Он служил больше полутора веков. Он стоял рядом с Рогалом Дорном во время величайших побед легиона в Великом крестовом походе. Никто не мог смотреть в лицо такому воину, не получив разрешения.

Архам остановился рядом с Катафалком и кивнул капитану. – Он справится?

– Он – лучший из моих. Немного упрямый, но вы привыкнете к этому. – Краем глаза Кестрос видел, что капитан улыбнулся, движение столь же мимолётное, как вспышка молнии. Сержант снова моргнул.