Служащим кабаре и прочих подобных заведений на Золотой Миле не так-то просто было решиться вызвать полицию: неспособность администраций обеспечить порядок на вверенных ее попечению предприятиях каралась крупными штрафами, жесткие санкции могли последовать и за плохую охрану туристов. Зная, что к ней обращались лишь в крайнем случае, полиция быстро реагировала на вызовы. Поскольку монаху все это было известно, он понимал, что надо как можно скорее исчезнуть отсюда.

Убийца последовал за крестьянином из Кантона, затерявшимся в охваченной паникой толпе, с воплями устремившейся к выходу. Виновник всей этой свистопляски, уже не выделявшийся своей одеждой, напористо, словно бык, кулаками прокладывал себе путь.

Когда оба лиходея оказались на улице, там уже шумел народ. Зеваки, не стесняясь в выражениях, обливали кабаре грязью, что, понятно, не приумножало славы этого заведения.

Как только монах со спутником пробились сквозь возбужденную толпу, к ним тотчас же присоединился поджидавший их снаружи невысокий мускулистый китаец и, взяв за руку лишенного теперь священнического одеяния своего подопечного, потянул его в узенький переулок, где и достал из-под накидки два полотенца: одно — мягкое и сухое, другое, в полиэтиленовом пакете, — теплое, влажное и надушенное. Наемный убийца схватил влажное полотенце и начал вытираться, уделяя особое внимание коже вокруг глаз и шее. Перевернув полотенце, он повторил этот процесс с еще большим тщанием, старательно обтерев виски и край волос. Убедившись, что белый цвет его кожи полностью восстановлен, он насухо вытерся вторым полотенцем, пригладил свои темные волосы и поправил армейский галстук, повязанный на кремовую сорочку под темно-синим пиджаком.

— Уходим! — скомандовал он своим помощникам, и те тотчас затерялись среди прохожих.

А вслед за ними на это ристалище восточных развлечений вступил одинокий, с иголочки одетый европеец.

Между тем внутри кабаре управляющий бранил громогласно несчастного бармена за то, что тот вызвал полицию — «цзин ча». Какие только напасти не обрушатся теперь на него, чьему попечению вверено сие учреждение!

Драка на удивление утихла столь быстро, что это даже немного сбило всех с толку. Официанты и прочий обслуживающий персонал успокаивали клиентов, похлопывая их по плечам, и, собирая мусор, расставляли столы, поломанные стулья заменяли новыми и разносили бесплатно стаканчики виски, а рок-группа начала исполнять популярные песни. В общем порядок в заведении был восстановлен так же быстро, как и чуть ранее — нарушен. И теперь облаченный в смокинг управляющий лелеял надежду, что подготовленное им объяснение, будто импульсивный бармен принял обычного разбушевавшегося пьяницу за личность куда более опасную, вполне устроит полицию.

Но не долго тешил он себя подобными мыслями: внезапно ему стало не до штрафов и официальных санкций властей, ибо взгляд управляющего привлек лоскут белой ткани на полу залы, перед дверью во внутренние помещения. Кусочек белой материи, совершенно белой… такой, каким было одеяние монаха…

Что-то там, за этой дверью? Где «лаобань»?.. И как проходит совещание?..

Задыхаясь, с покрытым каплями пота лицом тучный управляющий пронесся мимо столиков и, выскочив из залы, обнаружил брошенный на пол халат, а когда опустился на колени, то глаза его широко открылись от страха: из складок белой ткани выглядывал темный ствол незнакомого оружия. Вид поблескивающих при искусственном свете крохотных пятнышек и тонких полосок еще не засохшей крови, забрызгавшей ткань, и вовсе лишил бедолагу дара речи. Он чувствовал лишь, что к горлу его подкатил ком.

Из залы вышел мужчина в таком же смокинге, что и у менеджера, но без пояса, подчеркивающего высокий социальный статус его владельца, — это был брат управляющего и первый его помощник.

— Что случилось? — спросил он и тут же, увидев, как его брат поднял с пола странного вида оружие, завернутое в окровавленный белый халат, выругался тихо: — О проклятый христианский Иисус!

— Пошли! — выдавил из себя управляющий, поднявшись на ноги и направляясь в сторону залы.