Змеюка активно сопротивлялась, непонятно как и чем терзая сотканный из воли и магии щуп, пытающийся причинить ей серьезные внутренние травмы! Пожалуй, если бы не два прошибающих стены выдоха за очень короткое время, у неё даже вполне могло бы получиться победить в нашем противостоянии. Но я уже находился чуть ли не в центре твари, а она была ослабленной…Или лучше сказать, лишенной доступных вот прямо сейчас запасов энергии? В общем, как бы там ни было, но ощущаемое мною сердце твари сначала слегка деформировалось под влиянием внешнего воздействия, а потом оказалось и полностью смято, разорвавшись на куски, что рванули в разные стороны подобно осколкам от разорвавшейся гранаты. И не меньше половины их, судя по ощущениям, ударили по пути наименьшего сопротивления. В ту сторону, куда их тянуло энергетическим осушением, которое и сокрушило сей странноватый магический орган. В страдающую от потери памяти и перенапряжения ауры пародию на чародея, толком и не понимающую, чего и как она делает.
— Уыы! — Стонать от боли я начал даже до того, как упал, искренне желая потерять сознание. Лишившись магии, придающей мертвой плоти способность функционировать как единое целое, состоящая из мумифицированных трупов змея принялась расходиться по швам, а кое-где и рассыпаться прахом. Но терзающая внутренности агония и даже то, что обволакивавшая меня мертвая плоть внезапно выпустила узника из своих прочных объятий, позволив тому повалиться на спину и приложиться затылком о ступеньки лестницы, являлось несущественной мелочь на фоне куда более важных проблем. Несколько кусков расколовшегося на части сердца твари застряло во мне! Причем эти штуки пусть и не являлись материальными, но их было видно даже невооруженным глазом: из моей бронированной куртки торчало нечто вроде призрачных щепок разной формы, длины и толщины, грани которых были покрыты узорами, напоминающими не то корову головного мозга, не то грецкий орех. И они дергались, будто живые, пульсировали, исходили дымом, словно сгорая изнутри и сочились мерзостной эктоплазмой, издаивающей непередаваемые ароматы тухлятины и гнили. Ткань вокруг них стремительно распадалась в ничто, открывая вид на мою изрядно побледневшую кожу и роняя на ступени лестницы проржавевшие металлические части трофейной брони, а также множество золотых и серебряных монет, на которых следы коррозии прослеживались в куда меньшей степени. — Вытащите…Вытащите из меня эту хрень!
— Стой, дебил! Руками не трогай, если не хочешь совсем свои культяпки потерять! Я уже видела такие штуки раньше и видела тварей, в которых они могут превратить всяких тупых остолопов! — Отсидевшаяся под своим щитом Сибилла отпихнула в сторону Пина, бросившего мне на помощь. А после занесла над головой топор, чье лезвие по-прежнему пылало недобрым алым светом. На задворках захваченного болью сознания вспыхнула паника, но помешать своему убийству возможности не имелось ну просто никакой. До сих пор терзающая внутренности агония ставила крест на любых попытках сопротивления, я даже пошевелиться то толком не мог, беспрестанно корчась и едва-едва шевеля руками и ногами. Оторвать их от пола уже было немалым подвигом, а дотянуться до лежащих в карманах артефактов и зачерпнуть оттуда энергии нечего было и мечтать!
Оружие, явно несущее на себе какие-то чары, со свистом разрезало воздух…И срезало кончики торчащих из меня призрачных щепок, пройдя вплотную к коже. Кажется, Сибилла даже частично побрила мои живот и грудь, но тем не менее каким-то чудом умудрилась не оставить на теле ни единого пореза, не говоря уж о более значительных ранах.
— Ну как? — Участливо осведомилась много повидавшая на своему веку женщина, снова занеся топор для удара. — Тебе лучше? Идти сможешь? А фокусами своими пользоваться?
— Не знаю… — С трудом произнес я, стараясь удержать рвущийся наружу позорный болезненный визг, идущий из самой глубины моего существа. |