Я превращалась в волчицу.

Я пыталась удержать волка, рвущегося изнутри меня, выворачивающего меня наизнанку, продирающегося сквозь мою кожу, пытающегося выпутаться из меня.

Я желала этого, каждая мышца в моем теле исходила криком и лопалась.

Боль полосовала меня.

Я утратила голос.

Меня объял огонь.

Я спрыгнула с кровати, стряхивая с себя кожу.

СЭМ

Крик Грейс вырвал меня из сна. Раскаленная до ста миллионов градусов, она была так близко, что я боялся загореться, но так далеко, что не дотянуться.

— Грейс! — прошептал я. — Ты не спишь?

Она снова закричала и откатилась в сторону, стащив с меня одеяло. В тусклом свете слабо различались лишь очертания ее плеча; я протянул руку и накрыл ее ладонь. Она была вся в поту, я ощутил, как по ее коже пробежала слабая дрожь.

— Грейс! Проснись! Что с тобой?

Сердце у меня колотилось так громко, что я, наверное, не услышал бы, даже если бы она что-нибудь ответила.

Она заметалась, потом вдруг подскочила в кровати. Глаза у нее были безумные, ее всю трясло. Я не узнавал ее.

— Грейс, скажи что-нибудь, — прошептал я, хотя смешно было шептать после такого ее крика.

Грейс с изумлением взглянула на собственные руки. Я тыльной стороной ладони коснулся ее лба: он был совершенно раскаленный. Я и не подозревал, что человек может быть таким горячим. Я обхватил ее лицо ладонями, и она вздрогнула, как будто к ее щекам приложили лед.

— По-моему, ты заболела, — сказал я, чувствуя тошнотворный холодок под ложечкой. — У тебя жар.

Она растопырила пальцы и оглядела свои трясущиеся руки.

— Мне снилось… снилось, что я превратилась в волчицу. Я думала, я…

Она неожиданно издала ужасающий вой и согнулась пополам, обхватив живот руками.

Я не знал, что делать.

— Что с тобой? — спросил я, не ожидая ответа, и не получил его. — Я сейчас принесу тебе тайленол или еще что-нибудь. Аптечка в ванной?

Она лишь тихонько заскулила. Это было жутко.

Я склонился, чтобы взглянуть на ее лицо, и тут я почувствовал его.

Запах волка.

Волка, волка, волка.

Запах волка.

От Грейс.

Нет, невозможно. Наверное, это пахло от меня. Только бы это пахло от меня!

Я склонил голову к собственному плечу и принюхался. Потом поднес к носу ладонь, ту самую, которой касался ее лба.

От нее пахло волком.

У меня оборвалось сердце.

Дверь распахнулась, и в комнату хлынул свет из коридора.

— Грейс? — послышался голос ее отца. Вспыхнул свет, и его глаза остановились на мне. Я сидел на кровати рядом с ней. — Сэм?!

15

ГРЕЙС

Я даже не видела, как папа вошел в комнату. Я поняла, что он здесь, лишь когда до меня откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, донесся его голос:

— Что здесь происходит?

Голос Сэма лился, казалось, в такт боли, которая скручивала меня. Я обняла подушку и уставилась в стену. Сэм отбрасывал размытую тень, папа — более темную и резкую. Они мельтешили туда-сюда, то сливаясь в одно большое пятно, то снова разделяясь надвое.

— Грейс. Грейс, — повысил голос папа. — Не делай вид, будто меня здесь нет.

— Мистер Брисбен, — начал Сэм.

— Я тебе… я тебе покажу «мистера Брисбена», — загремел папа. — Как у тебя вообще хватает наглости смотреть мне в глаза, когда ты за нашей спиной…

Мне не хотелось шевелиться, потому что с каждым движением огонь у меня внутри разгорался все яростней, но я не могла допустить, чтобы папа произнес это вслух. Я обернулась к ним, морщась от невыносимой боли в животе.