— Что? — Лидия, казалось, была безмерно удивлена.

Она покраснела и уставилась на мужа во все глаза.

— Неужели вы полагали, что я ничего не знал? — спросил Тургенев. — Мне первому все сразу стало ясно. И я старался сберечь остатки вашего и своего доброго имени. Каково было мне слышать все эти сплетни? Ну что ж, насмешки над собой я мог терпеть, но смеялись же и над вами. Если бы вы были разумны и поняли бы, что лучше для нашего счастья — это жизнь в деревне. Я не мог уверять вас в разумности отъезда из города. Я полагал, что вы все понимаете… И просто не можете совладать с одиночеством в деревне, оттого и не хотите жить там. Но позднее мне стало ясно, что вы держите меня за дурака. Вы желали жить хотя бы в Москве, я бы решительно не пустил вас в Петербург. Но и в Москве у вас были увлечения, романы, измены…

— Но для чего вы закрывали на все это глаза? Для чего все это терпели? — спросила Лидия.

Краска уже сошла с ее лица, и она стояла совершенно бледная, глядя на Александра.

— Я знал, что ни вы не любили меня, ни я не любил вас. И не ревновал. Впрочем, вы были достаточно осторожны, и сплетни, хотя и доходили до меня, но о ком их нет? Любая светская женщина может стать жертвой сплетен. Теперь же, я чувствую, что-то происходит с вами…

— Нет! Ничего! Я рада, что вы были откровенны. И я могу ответить вам, — сказала она. — Я не люблю вас и не любила никогда. Мне было забавно наблюдать в первые годы после нашей женитьбы, как вы нежны ко мне, как ищете моего расположения и угождаете мне. Я бы всегда могла получать ваше расположение, если бы пожелала…

— Если бы я был достаточно глуп, как бы вам этого хотелось… Не думаете же вы, что могли дурачить меня вечно?

По правде говоря, Лидия именно так и думала. Она вновь покраснела и опустила глаза.

— Довольно долго, конечно, — усмехнулся он, заметив ее смущение. — Но ничего нет вечного.

— Вы всегда были смешны и мне противны. Ваша эта манера, такая невозмутимо-спокойная… Вы, когда были молоды, то и тогда не имели блеска! Если бы вы только знали, как ценят женщины это качество…

Он в упор смотрел на жену и удивлялся. Удивлялся, как несправедливо были они соединены судьбой. Блестящая бабочка Лидия и он. Ей бы другого мужа, она, быть может, была бы счастлива и довольна… Был бы ее муж блестящим или жестким человеком, способным держать ее в повиновении, как знать… И ему, Павлу, — жену бы спокойную, милую, не такую яркую… стремящуюся к светской жизни.

— Знайте же, что я ненавижу вас. И всегда ненавидела, — сказав это, Лидия умолкла, тяжело дыша.

Александр встал и молча вышел, не зная, что тут можно было еще сделать. Они никогда не жили дружно, но он и не подозревал, какую бурю страшных чувств вызывал в ней. Тургенев решил, что непременно уедет, как можно скорее уедет в свое имение. Пусть живет, как знает. Может быть, время примирит их, а может быть, и нет…

А наутро он нашел письмо от жены, которое лежало в его кабинете на столе. Лидия писала:

«После вчерашнего разговора вы не удивитесь и не огорчитесь, не найдя меня более в своем доме. Я покидаю Москву, покидаю Россию. Я рада, что вчера наконец объяснилась с вами откровенно. Теперь у вас нет ни вопросов, ни злости, ни недоумения.