— В великих мучениях, говорите?

— В самых страшных мучениях. И я не заплачу, если вы присоединитесь к нему.

Глокта улыбнулся.

— Не могу вспомнить никого, кто заплачет. Но мы сейчас говорим о Давусте. Причастны ли ваши люди к его исчезновению?

— Возможно. Давуст дал нам достаточно поводов. Многие семьи потеряли мужей, отцов, дочерей из-за его чисток, его проверок на лояльность, его желания преподать нам урок. Мои люди — их здесь тысячи, я не могу уследить за всеми. Но могу сказать одно: я ничего не знаю о том, как он исчез. Когда гибнет один дьявол, на его место всегда присылают другого, и вот вы здесь. Мой народ ничего не выиграл.

— Не считая молчания Давуста. Возможно, он обнаружил, что вы заключили сделку с гурками. Возможно, присоединение к Союзу оказалось не совсем тем, на что надеялся ваш народ.

Кадия фыркнул.

— Вы ничего не понимаете! Ни один дагосканец не пойдет на сделку с гурками.

— На взгляд постороннего, между вами есть много общего.

— На взгляд невежественного постороннего — может быть. И у нас, и у них темная кожа. И мы, и они молимся Богу. На этом сходство заканчивается. Мы, дагосканцы, никогда не были воинственным народом. Мы оставались здесь, на своей земле, под защитой своих укреплений, в то время как Гуркская империя распространялась, как раковая опухоль, по всему Кантийскому континенту. Мы считали, что их завоевания нас не касаются, и это было глупо. К нашим воротам явились послы от императора с требованием преклонить колени и признать, что пророк Кхалюль говорит от имени Господа. Мы отвергли и то и другое, и Кхалюль поклялся нас уничтожить. Теперь он в этом преуспеет. И весь Юг станет его владением.

«И архилектора это совершенно не обрадует».

— Как знать? Может быть, Бог придет к вам на помощь.

— Бог милостив к тем, кто сам решает свои проблемы.

— Возможно, мы с вами сумели бы разрешить некоторые из них.

— Я нисколько не заинтересован в том, чтобы вам помогать.

— Даже если вы при этом поможете сами себе? Я собираюсь выпустить указ. Ворота Верхнего города будут открыты, вашим людям будет позволено свободно ходить где угодно в своем собственном городе. Торговцы пряностями освободят Великий храм, и он снова станет вашей священной территорией. Дагосканцам разрешат носить оружие. Собственно, мы сами предоставим вам оружие из наших арсеналов. С туземцами станут обращаться как с полноправными гражданами Союза, они вполне этого заслуживают.

— Ага. Вот как. — Кадия сомкнул ладони и откинулся на спинку своего скрипучего стула. — Теперь, когда гурки стучатся в ворота, вы приходите в Дагоску, размахивая своим жалким свитком, словно это Божье писание, и начинаете творить добро. Вы не такой, как все остальные. Вы хороший, честный, справедливый человек. И вы думаете, я в это поверю?

— Хотите откровенно? Мне глубоко наплевать, во что вы там поверите, а тем более наплевать на какое-то добро — все это зависит от точки зрения. А что касается «хорошего человека», — Глокта скривил губы, — этот корабль уплыл давным-давно, и меня даже не было на пристани, чтобы помахать ему вслед. Я заинтересован в том, чтобы отстоять Дагоску. В этом, и ни в чем другом.

— И вы считаете, что не сможете отстоять Дагоску без нашей помощи?

— Мы оба не дураки, Кадия. Не оскорбляйте меня, притворяясь таковым. Мы можем или пререкаться до тех пор, пока волна гурков не перехлестнет через городские стены, или сотрудничать. Как знать, а вдруг вместе нам удастся даже побить их? Ваши люди помогут нам выкопать ров, отремонтировать стены, обновить ворота. Вы предоставите тысячу человек для защиты города.