Черновик указа о введении военного положения и информационно аналитическая записка с оценкой конституционности подобных действий. Законопроект для Конгресса и проект распоряжения о временной отмене habeas corpus по всей стране. Указ о контроле цен на различные виды потребительских товаров.
Остается молиться, чтобы не пригодилось.
– Господин президент, – говорит Джо Энн, мой секретарь. – К вам спикер палаты представителей.
Лестер Роудс вежливо улыбается ей и решительным шагом входит в Овальный кабинет. Я уже встал из за стола, чтобы поприветствовать его.
– Доброе утро, господин президент, – говорит он, пожимая мне руку и окинув меня критическим взглядом. Удивляется, наверное, с чего это я так оброс.
– Господин спикер, – отвечаю. Обычно потом я говорю «спасибо, что пришли» или «рад вас видеть», но жалко тратить вежливые слова на такого человека. Именно Роудс во время промежуточных выборов устроил так, что его партия отхватила большинство мест в палате представителей, пообещав всего лишь «вернуть нашу страну» и введя дурацкий «опросник» с оценкой моей работы. Он швырнул эти листы кандидатам и попросил оценить, как я справляюсь во внешней политике, экономике, а заодно ответить на ряд других животрепещущих вопросов, заранее склоняя всех к тому, что «Данкан – неудачник».
Вот он садится на диван, я – в кресло. Спикер оттягивает манжеты рубашки и устраивается поудобней. Одет он соответственно должности влиятельного законодателя: серо голубая рубашка с белым воротником и манжетами и ярко красный галстук в идеальную крапинку. Все цвета флага на месте.
Новообретенная власть кружит ему голову: он пробыл спикером всего каких то пять месяцев, границ своей силы еще не знает, а потому особенно опасен.
– Я спрашивал себя, для чего вы меня пригласили, – продолжает спикер. – Вам ведь известна одна из легенд, которые тиражируют СМИ: дескать, мы с вами готовимся заключить сделку. Вы отказываетесь от борьбы за второй срок, а я сворачиваю слушание.
Медленно киваю. Да, слышал.
– Но я сказал помощникам: идите ка пересмотрите видео с пытками наших ребят, которые во время «Бури в пустыне» вместе с капралом Джоном Данканом попали в плен. Представьте их испуг. Вообразите, что творилось у них в головах, если они на камеру поносили родину. Потом, говорю, попытайтесь вообразить, что иракцы сделали с Джоном Данканом, когда тот, единственный из американских пленных, отказался ругать свою страну перед объективом камеры. И вот когда эта мысль уложится у вас в голове, сказал я помощникам, задайтесь вопросом: отступится ли Джон Данкан в бою с кучкой конгрессменов?
Выходит, он так и не понял, ради чего пришел.
– Лестер, – говорю, – а знаете, почему я ни с кем это не обсуждаю? То, что было в Ираке?
– Может, из скромности?
Качаю головой:
– Скромность в Вашингтоне не живет. Причина в том, что есть вещи важнее политики. Пусть не рядовой конгрессмен, но спикер палаты представителей эту простую истину усвоить обязан. И чем скорее, тем лучше… Лестер, сколько раз за свой срок я отказывался обсуждать тайные операции со специальными комитетами по разведке? Или, когда случай был особенно щекотливым, с Бандой восьмерых?
Закон предписывает установить факты, прежде чем инициировать тайную операцию, а после поделиться фактами со специальными комитетами по разведке палаты представителей и Сената – желательно, до начала операции. Однако если вопрос особенно деликатен, круг посвященных лиц можно ограничить так называемой Бандой восьмерых: спикер и лидер меньшинства в палате представителей, лидеры большинства и меньшинства в Сенате, а также председатели и самые старшие члены обоих комитетов по разведке.
– Господин президент, я работаю спикером всего несколько месяцев, но за это время, насколько понимаю, вы ни разу не отступали от протокола. |