Отчасти это произошло под влиянием Хоснера. Он, как ни один другой мужчина в ее жизни, умел обнажать суть проблемы. Многие мужчины легко соглашались с мировосприятием Мириам, либо желая польстить ей, либо просто из вежливости. Именно такого типа мужчин всегда тянуло к ней. Мужчин в очках, сидевших рядом с ней на семинарах и заседаниях комитетов. Мужчин, говоривших на партийном жаргоне и повторявших избитые клише и надоевшие банальности с таким видом, будто все это были откровения, явленные им только что и призванные спасти человечество.

Ласков, как и ее муж, отличался от этих людей. Он принадлежал к другому типу. Если бы Мириам попросили охарактеризовать этот тип двумя словами, она повесила бы на них ярлык «благородных дикарей». Яков Хоснер был крайним проявлением этого типа. Без него она могла бы пройти нынешнее испытание, так и не изменив своего представления о мире. Хоснер заставил ее открыть глаза. Мириам не понравилось увиденное, зато она смогла объективно взвесить все «за» и «против» предложения застрелить раненых и не впасть при этом в приступ фарисейской морализации. Плохо это или хорошо? Не плохо и не хорошо. Это реальность.

– Ты хорошо знаком с Тедди Ласковым? – спросила Мириам.

– Не очень. Мы встречались несколько раз… по делам.

Она кивнула и, немного помолчав, нерешительно спросила:

– Он тебе нравится?

– Кто? – Хоснер сделал вид, что не понял вопроса. А может быть, и в самом деле не понял. – А, Ласков. Да, наверное. С ним легче общаться, чем с политиками.

Мириам улыбнулась в темноту:

– Он напоминает мне тебя.

– Кто? Ласков? Неужели?

Она крепче сжала его руку. Люди ее возраста, прошедшие лагеря, в большинстве своем разочаровались в человечестве и озлобились. У многих возникли психологические проблемы. Мириам твердо решила, что не поддастся страху, и, вероятно, переиграла. Ее оптимизму и стойкости завидовали, хотя подруга-психиатр как-то в шутку сказала, что у нее невроз. Да, конечно, ей бывало страшно. Об этом знали ее знакомые, да и сама Мириам видела это в своих глазах, когда смотрела в зеркало.

– Уверен, генерал Ласков винит во всем произошедшем себя.

– Ну что ж, значит, у нас есть кое-что общее.

– Вы оба эгоцентрики, а потому считаете, будто все доброе и все злое, что творится вокруг, является результатом ваших действий.

– А разве нет?

– Мы с Тедди были любовниками, – неожиданно для себя сказала она.

Вернувшийся к насыпи Берг услышал только последние слова. Присутствие Мириам Бернштейн и без того раздражало его. А теперь вот еще и это. Он молча повернулся и пошел прочь.

– У вас еще все впереди, – сказал Хоснер.

– Не думаю.

– Сейчас это не важно, Мириам, – с оттенком нетерпения заметил он.

– Разве ты не…

– Нет. Нисколько. Послушай. Иди к «конкорду» и узнай, как там у Беккера с радио. Если новостей нет, то останься там.

– Почему?

– Просто останься! Черт возьми, ты можешь не задавать вопросов? Я не собираюсь объяснять каждый свой приказ. Ни тебе, ни кому-либо другому!

Мириам повернулась и, сделав два шага, остановилась:

– Мы уже не увидимся, верно?

– Увидимся. Обещаю.

Она продолжала смотреть на него:

– Я больше не увижу тебя.

Хоснер не знал, что сказать.

Мириам вернулась и поцеловала его. Он взял ее за плечи и развернул лицом к самолету.

– Оставайся там.