Иногда в поле зрения возникал какой-нибудь араб, но тут же исчезал в клубах пыли. Самолет медленно, но неуклонно двигался на запад, все дальше от того склона, который они выбрали.

Число раненых увеличивалось, и у Беккера все чаще мелькала мысль, что к тому моменту, когда лайнер наконец остановится, в живых не останется уже никого. Перед глазами вставала картина: разбросанные по салону тела… кровь, стекающая через дырки в алюминиевой обшивке… черные, пустые глаза… В такие моменты он покрывался холодным потом, а сжимавшие штурвал руки начинали трястись. Беккер знал, что обязан увести самолет к склону. Лучше умереть при падении с холма, чем здесь.

Слева показался западный склон. Что будет, подумал он, если направить самолет туда? Развалится ли лайнер при падении или сползет в реку? Какая там глубина? Утонет ли он быстро? Чтобы получить ответы на все эти вопросы, нужно было принять нелегкое, но единственно возможное решение. Воспользовавшись моментом, Беккер отключил левый двигатель. Правое крыло быстро пошло вперед, и тогда он снова включил левый двигатель, одновременно заглушив правый внутренний. Теперь оба крыла получили одинаковую тягу, и нос «конкорда» оказался направленным строго на обрыв. Сила инерции несла лайнер вперед. Наевшиеся песка двигатели недовольно застучали и заскрипели.

«Конкорд» достиг края холма в нескольких метрах от того места, где находилась позиция Ричардсона и Макклюра. Беккер надеялся, что колесо не попадет в отрытый ими окоп. Справа промелькнул небольшой холмик, обозначавший могилу Моисея Гесса. Он сам выбрал для него именно это место с видом на Евфрат.

– Всем в салоне! – крикнул Беккер. – Приготовиться! Подушки! Лечь на пол! Головы вниз!

Мужчины и женщины, лежавшие на крыльях, уже заползали внутрь. Сидевшие в салоне повернулись лицом к хвосту или легли на пол. Здоровые обхватили раненых.

Длинный покореженный носовой обтекатель навис над краем холма. Беккер представил, как это выглядит со стороны: огромное, похожее на гигантскую птицу существо, склонившееся над пропастью… крылья раскинуты… сейчас оно либо рухнет вниз, либо воспарит в небо.

Беккер включил поврежденный двигатель – дополнительная тяга не повредит. «Конкорд» застыл, словно в нерешительности или сомнении относительно здравомыслия пилота. Внизу протянулась широкая лента реки.

Беккер взглянул на приборы. Правый внешний двигатель работал вхолостую. То ли кончилось горючее, то ли его забило песком, в общем, двигатель умирал. Внешний левый внезапно вспыхнул, а из внутреннего левого повалил черный дым. Самолет покачнулся.

Подгоняемые криками полубезумного Ахмеда Риша, ашбалы упорно, хотя и без прежнего рвения, гонялись за мечущимся по возвышенности «конкордом», как охотничьи собаки за раненой птицей. Огонь из самолета прекратился почти полностью, лишь время от времени кто-то постреливал из иллюминаторов, словно давая понять, что внутри еще есть живые. Но подойти близко ашбалам все же не удавалось, потому что в покореженной хвостовой секции прятался один-единственный стрелок, который не скрылся в салоне вместе со всеми. Риш приказал сосредоточить весь огонь на этом смельчаке, но тот продолжал держать оборону.

Последним напряжением сил ашбалы, ведомые Салемом Хаммади, все же окружили истерзанный самолет. Ахмед Риш бежал сзади, подгоняя отстававших то выстрелом под ноги, то тычком приклада в спину. Ошалевшие от усталости, жары и криков двух безумцев оставшиеся, числом не более двух десятков человек, шли вперед, спотыкаясь, падая и поднимаясь.

Человеку, знакомому с мифологией, эта сцена могла бы напомнить рассказ о Хароне, жестоком перевозчике в Ад, колотящем несчастных веслом. Крепкое боевое подразделение из полутора сотен мужчин и женщин уменьшилось до двух десятков жалких, запуганных и униженных человеческих существ, скорее напоминающих презренных шакалов, чем воинственных и гордых тигрят.