Казалось, что после этого он успокоился, и прошло ещё двадцать минут, прежде чем я услышала, как он сместился в кресле и начал издавать тихие раздражающие звуки. Я испытывала искушение сказать ему, что ну никак не могла помешать ему сейчас, но я отказалась обращать на него внимание. Может быть, он перестанет или просто уйдёт, как только осознает, что я пробуду здесь до тех пор, пока не буду готова уйти. Однако спустя ещё десять минут выслушивания его беспокойства и ворчания под нос, я была готова бросить в него книгу. И он ещё говорил, что я создавала шум.

— Она была красивой женщиной, но всегда очень серьёзной.

Его голос всполошил меня, и я в упор посмотрела на него.

— Прости?

Он махнул рукой в сторону книги, которую я держала.

— Шарлотта. Большинство людей говорят, что Эмили была самой прекрасной, но на самом деле ей далеко было до её старшей сестры. Такая одарённая, но трагическая семья.

У меня ушло несколько минут на понимание того о чём он говорил.

— Ты знал сестёр Бронте?

Я даже и не пыталась скрыть неверие в своём голосе.

Он выглядел оскорблённым, и его голос стал на тон выше.

— Ты намекаешь, что я обманываю?

Я пожала плечами.

— Я ни на что не намекаю.

— Всё же, не думаю, что мне нравится твой тон.

Я вернула своё внимание к книге.

— Тогда не разговаривай со мной.

Он издал ещё одну серию оскорблённых звуков и встал, чтобы уйти в другую часть комнаты. Через несколько минут тишины, я посчитала, что он ушёл. Я почувствовала небольшое сожаление, потому как не намеревалась выгонять его, но я обладала точно также правом пользоваться этой комнатой, как и он. И не похоже, что я помешала ему, не считая падения книги. Он выглядел на двадцать лет, но вёл себя как брюзгливый старик, который сердился, когда что-то было не так, как ему хотелось.

Меня удивило, когда он вновь появился рядом со своим креслом с другой книгой в руках. Его тело немного сотрясало, когда он сел, и я заметила блеск влаги на его лице.

— Ты болен?

Несомненно, было неимоверно неправильно об этом его спрашивать. Его ноздри расширились, а глаза потемнели ещё больше.

— Что вообще это должно означать? — сердито заворчал он, и я почувствовала, как волоски на моих руках приподнялись.

Ладно, может быть, он был немного более пугающим, чем Майкл.

— Это ничего не означает. Я просто подумала, что ты, возможно, нехорошо себя чувствуешь.

Что-то говорило мне, что он плохо отреагирует на сочувственный голос, поэтому я постаралась сохранить свой тон как можно более естественным.

— У меня всё совершенно в порядке.

— Хорошо.

— Какое тебе вообще есть дело до этого?

— Не знаю. Полагаю, это один из моих многих недостатков.

Он снова замолчал на несколько минут, прежде чем вновь начал досаждать.

— И часто ты это делаешь, вторгаешься в личную жизнь других и говоришь им, что они ужасно выглядят?

Мне опять пришлось оторвать взгляд от книги и встретиться с его каверзным взглядом.

— Насколько я знаю, эта библиотека открыта для каждого, и я извинилась за то, что побеспокоила тебя. Я не говорила, что ты выглядишь ужасно, так что, пожалуйста, перестань злобно на меня смотреть. В другой ситуации я бы сказала, что ты напрашиваешься на комплименты.

— Я не напрашиваюсь на комплименты, — он прищурил глаза, посмотрев на меня. — Ты надоедливый маленький имп. Не удивительно, что ты пришла сюда, вместо того, чтобы быть с другими детишками.