– Послушай, Дима, – сказала я своему заботливому доктору, – у меня к тебе одна просьба. Принеси мне, пожалуйста, каких-нибудь шишек, коряг, веточек… ну все, что найдешь интересного. Хочу немного порукодельничать.

Тут я увидела, как загорелись Димкины глаза, словно он несказанно обрадовался моей просьбе.

– Анна Сергеевна, – с пылом произнес он, широко улыбаясь, – это так здорово, что вы решили наконец снова порукодельничать. Я как раз собирался попросить вас помочь мне… Я хотел сделать какой-нибудь подарок для Лилии…

– Правда? – просияла я, – ведь ничто не вдохновляло меня так, как энтузиазм моих учеников, – отлично! Давай тащи быстрее сюда все, что найдешь!

И он, исполненный азарта и творческой жажды, умчался на поиски природной фурнитуры для наших будущих поделок. И сейчас, рыская на берегу и под деревьями, он был просто мальчиком, увлеченным идеей, а вовсе не могущественным магом и колдуном…

А я на какое-то время осталась одна. Я лежала на травке, закрыв глаза, и легкий ветерок ласкал мое лицо. До моего слуха доносились умиротворяющие звуки привычной людской суеты, к ним примешивалось чириканье каких-то птах, жужжание насекомых, шелест травы. Я просто отдыхала, наслаждаясь блаженными минутами одиночества и медитации. Снова я прокручивала мысленно все это наше удивительное приключение – с самого начала по теперешний момент, испытывая при этом благоговейный и мистический трепет перед Провидением, что послало нам нешуточные испытания, из которых, однако, мы благополучно выбрались, пополнив свой жизненный опыт и расширив горизонты сознания. Я доверяла воле этого Провидения, я знала, что я, как и каждый из нас, способствую исполнению какого-то Высшего, неведомого нам замысла… И я чувствовала, что снова возвращаюсь к своей сути, я улавливала смутный образ вечно ускользающей истины, и ко мне приходило осознание неизбежности и важности своего предначертания…

А когда я открыла глаза, то увидела приближающуюся ко мне женщину, в которой я тут же узнала бывшую подругу нашего командира Туллию. Шаг ее был неторопливым, но решительным, и что-то в ней неуловимо изменилось… Я смотрела на нее, пока она шла ко мне, и пыталась, не подключая свой дар, разгадать, что же именно так привлекло мое внимание… Вроде все та же чернявая и большеглазая Туллия, те же худые руки, придерживающие подол туники, тот же поворот головы, те же волнистые локоны, выпавшие из прически на ее смуглую шею… Но была она уже другой – и я не могла найти этому объяснение.

А тем временем она подошла ко мне и, почтительно поклонившись, сказала:

– Госпожа, смею ли я обратиться к вам с просьбой?

Я заметила, что она украдкой разглядывает мою забинтованную ногу, и нечто, похожее на сострадание, мелькнуло в ее глазах. Мне же было крайне неловко. Вот так богиня – развалилась на травке с раненой конечностью… Мне, должно быть, вообще не пристало являться перед подопечными в таком виде… Конечно же, боги тоже, как оказалось, бывают уязвимы (и даже весьма уязвимы, вплоть до смертельного исхода), но все-таки я очень стеснялась. Поэтому, кивнув в ответ на вопрос девушки и конфузливо кашлянув, я попыталась принять важную и величественную позу, насколько это было возможно в моем положении.

Но Туллии, похоже, не было никакого дела до того, похожа я на богиню или не похожа. Она глубоко вздохнула, и, потупившись, заговорила:

– Госпожа, освободите меня от связи с моим господином…

Вот те на. Это она о Серегине?! Интересно… Почему она обращается ко мне с такой странной просьбой?

– Э-э… послушай, Туллия… – произнесла я, потирая лоб, – расскажи мне, пожалуйста, что ты имеешь в виду – отделиться от своего господина? Ведь вы вроде расстались… Или нет?

– О госпожа! – воскликнула девушка со всей страстностью своей бесхитростной души, – Мы расстались, и я не держу на него обиды.