Ему нужно найти кое-какую информацию, может быть, немного повозиться со следующей сценой романа.

Но по привычке он начал с того, что проверил почту. Среди массы спама, посланий от отца и еще одного электронного письма от бабушки с благодарностью за фотографии, которые он ей отослал, Эли обнаружил письмо от своего адвоката.

Ох, лучше не открывать его, подумал он. Лучше не нажимать клавишу. Но тогда оно постоянно будет висеть там и ждать, ждать…

Плечевые мышцы сжались в тугие узлы. Эли весь напрягся и открыл письмо. Он пропустил всю юридическую заумь, разного рода заверения, даже вопросы о дальнейших подходах к ведению дела и сосредоточился на омерзительной сути послания.

Родители Линдси вновь устроили шумиху по поводу своего намерения начать против него дело о насильственном причинении увечий, повлекших смерть их дочери.

Это никогда не кончится, подумал он. Никогда… До тех пор, пока полиция не схватит настоящего убийцу Линдси, он, Эли Лэндон, будет главным подозреваемым.

Родители Линдси презирали его и были абсолютно уверены в том, что именно он убил их единственную дочь. Если они продолжат начатое дело – и чем дольше он будет оставаться главным подозреваемым, тем более вероятно, что они именно так и поступят, – всю грязь снова вытащат на поверхность, и вновь закрутится медийная мельница, раздувая все до чудовищных и устрашающих размеров. И вся эта мерзость изольется не только на него самого, но и на его семью.

Снова.

Попытки убедить себя, что теперь у иска нет никаких шансов, что тот надолго застрянет в суде, не помогали. Родители Линдси будут давить на бывшего зятя до конца, подгоняемые уверенностью в том, что они пытаются добиться справедливости и наказать реального виновника гибели их дочери.

Эли подумал о новой волне шумихи вокруг его имени, телевизионных комментаторах, которые снова начнут рассуждать, анализировать, делать выводы. Частные детективы, которых наймут Пьемонты – и, скорее всего, уже наняли, – приедут сюда, в Виски Бич, и привезут с собой свои рассуждения, сомнения и выводы, отравив ими то единственное спокойное место на земле, что у него все еще оставалось.

Вулфу никак не удавалось собрать достаточно доказательств вины Эли, чтобы заставить прокурора начать судебное разбирательство. Но это не остановило его, и он упорно продолжил балансировать на грани того, что на юридическом языке называется «преднамеренным причинением беспокойства», пока начальство не сделало ему серьезное предупреждение.

И он вроде бы отступился. По крайней мере, официально…

Нет, конечно, с Вулфа такое вполне станется, он способен на то, чтобы поощрять и даже подстрекать Пьемонтов в их усилиях разрушить жизнь Эли Лэндона.

Поставив локти на стол, Эли закрыл лицо руками. Он знал, что нечто подобное должно было произойти, что спокойно жить ему не дадут. Ну, что ж, возможно, в каком-то жутком смысле так будет даже лучше.

Следуя просьбе Нила, высказанной им в последней строке послания: «Нужно поговорить», – Эли взял телефон.

Голова раскалывалась, пульсирующие удары изнутри грозили пробить череп насквозь.

Заверения адвоката не помогли Эли успокоиться. Пьемонты заявили, что усилят давление на Эли и заинтересуют СМИ какой-то новой информацией. На горизонте маячила крайне сомнительная идея примирения сторон.

Все это не внушало никакого оптимизма.

Предложение пока не высовываться, не обсуждать ход расследования и снова нанять своего собственного частного детектива вряд ли было полезным. Эли уже и без чьих-либо рекомендаций сам принял решение не высовываться. Если он начнет прятаться еще больше, то кончит, несомненно, тем, что его засадят в психушку. И с кем он, черт возьми, будет обсуждать ход расследования? Идея снова начать выбрасывать деньги на частных детективов, которые и в первый-то раз не принесли ничего обнадеживающего, загнала Эли в тупик.