Валентин Азерников. Он придетТриптих – 3Ироническая комедия в одном действии
Главную роль могла бы сыграть Инна Чурикова.Действующие лица в порядке появления. Надя. Бородач. Полная женщина. Мужчина с портфелем. Высокая женщина. Уборщица. Человек в очках. Капитан. Сержант.
Кафе самообслуживания в зале ожидания аэропорта. За столиком сидит Надя. Перед ней – нетронутая чашка кофе, вторая чашка – напротив, перед пустым стулом, на котором лежат ее сумка и шляпа. Надя сидит неподвижно. Когда по радио объявляют прибытие или отправку очередного рейса, она вздрагивает и вслушивается. Часто смотрит на часы. На соседних двух столиках – перевернутые стулья. К столику подходит Бородач – молодой человек с лохматой шевелюрой и густой бородой, в темных очках; лица его практически не видно. Он держит чашку кофе и рюмку. Надя. Извините, здесь занято. Бородач. Все четыре? Надя. Я жду. Тут должны прийти… Бородач. А эти два? Надя. А что, других нет? Обязательно сюда? Бородач. Вы же видите, закрывают. Я ненадолго. А она все равно опаздывает. Надя (вызывающе). А с чего вы взяли, что это она? Может, это моя шляпа. Бородач (посмотрел на шляпу, пожал плечами). Да? Ну все равно, его же пока нет. (Садится на один из стульев.) Надя. Он скоро придет. Бородач. А я скоро уйду. (Пробует кофе, недовольно морщится.) Диктор невнятно объявляет прибытие какого-то рейса. Какой – 687-й? Надя. 587-й. Бородач. Вы уверены? Надя. Да. Бородач. У них дикция – ни черта не поймешь. Надя. Это поначалу. Бородач (удивленно). А вы что, давно тут? Надя не отвечает. Я 687-й жду. Недавно объявили – задерживается. На час. Я и удивился: то задерживается, а то – садится. Но точно не он? Надя кивает. А то… Судьба, можно сказать. Не боитесь – чужая судьба? Надя. 587-й. Бородач. Жалко. Хорошо бы нагнал в воздухе. А то этот час… Я на него и рассчитывал. Мне он вот как нужен, мой час. Без охламонов, без слюней, без тачки у подъезда… Я, главное, все выстроил, все… Ну буквально. Он – в кювете, на час с гарантией. У меня дружок – таксист, все чисто, не придерешься. Мать ее – междугородный вызов устроил – сидит, ждет. Все – моя дорога, мои полтора часа. Никто не помешает, ни один гад, все скажу, все… А вот на тебе – рейс задерживается. Значит, и небеса против, значит, судьба – а с судьбой я не игрок. Значит, опять втроем, опять мамаша ее про мою наследственность грубую намекать будет. Мой родитель – он в цирке работал, воздушный гимнаст. Пока у него… ну, с глазами там что-то. А полуслепой гимнаст – это палач, а не циркач, это он так шутит. Ну и что ж оставалось – пошел грузчиком, мебель возит. Мать довольна, наконец, говорит, дома деньги водятся, и знакомые все – на полусогнутых – чепельдей, роджерс… А ее матери это… Тоже мне графиня, полудурков в институт натаскивает. А она в мать, все ей тоже не так. Коротко стригся – уши, говорит, торчат; волосы отпустил – лицо деформировалось; бороду для пропорции – колется, говорит. Пять лет я за ней вдогонку. Гонка за лидером. В школе – я в баскет, а она от гитары млела. Ну ладно, купил, выучился – романсы, стансы. Взяли барды алебарды… А она – отстал, провинция, только битгруппы во сне видит. Ну что ж, собрал ребят, напрягся, освоил. А она морщится – люди, говорит, это уже все пережили, это, говорит, ледниковый период, мезозой, сейчас, говорит, люди кантри исповедуют. Ах так, ну ладно. |
