Изменить размер шрифта - +
Взгляд у него был немного отрешенный, словно он думал о чем-то своем, а о чем именно, Марелда до конца понять не могла. Неужели не может забыть ту, что наверху? Этого допустить нельзя.

— Добрый вечер, — приветливо окликнула она присутствующих, и все взоры немедленно обратились к ней. Эштон резко оглянулся, смычок его замер. Тетя Дженнифер подняла голову, глаза ее расширились от удивления, и тут же она сморщилась от боли, уколовшись иголкой. Посасывая палец, она хмуро посмотрела на молодую женщину.

— Боже мой, — выдохнула Аманда, прижимая руки к груди и откидываясь на спинку кресла.

Только Эштон отнесся к появлению гостьи вполне спокойно и, встав, приветствовал ее с легкой усмешкой.

— Добрый вечер, Марелда.

Девушка кивнула на клавесин:

— Можно присоединиться к вам?

— Разумеется, — вежливо кивнул Эштон, в свою очередь указывая на инструмент. Подождав, пока она устроится, он снова опустился на свое место. Она пробежалась по клавишам, разминая пальцы, и кивнула ему — можно начинать. Вновь поплыла музыка, заполняя весь дом своими чарующими звуками. Но тут вступил клавесин, заглушая виолончель своим резким звучанием и то забегая на такт вперед, то опаздывая. Тетя Дженнифер поморщилась от этой какофонии и при всем старании сосредоточиться на вышивке все же еще несколько раз укололась. Аманда, нахмурившись, отвернулась, но от Эштона не укрылось, как она укоризненно покачивает головой, словно стараясь придать музыке нормальный темп. Он подавил улыбку и из сострадания к пожилым дамам остановился. Эштон неспешно принялся натирать канифолью смычок и перебирать струны, как бы недовольный собственным исполнением. Ожидая, пока он покончит с этим, Марелда поднялась и направилась к буфету, где на серебряном подносе стояла целая шеренга графинов. Повернувшись спиной к Эштону, она взяла бокал, налила немного бренди и вернулась к мужчине, ради которого пришла сюда.

Аманда обеспокоенно взглянула на Марелду, только тут заметив, кажется, ее слишком низкое декольте. Она вся вспыхнула при виде этой бесстыдной демонстрации женских прелестей. Прозвенели большие дедушкины часы, и у Аманды появился хороший повод отвлечься.

— Куда там запропастилась Уиллабелл? Обычно она в это время бегает взад-вперед и ругает поваров за медлительность.

— Так она, должно быть, как раз на кухне, доводит Берту до белого каления, — небрежно откликнулся Эштон.

Была затронута тема, которая всегда вызывала у Марелды раздражение.

— Вы слишком много позволяете своим людям, Эштон. Уиллабелл распоряжается здесь, как у себя дома.

Эштон нарочно извлек из виолончели скрежещущий звук, заставив Марелду отступить на шаг и, делая вид, что целиком поглощен настройкой, приложил ухо к струнам.

Но Марелду было не так легко сбить.

— Вы слишком разбаловали слуг. Вы так обхаживаете их, что можно подумать, будто это члены семьи.

— Я не обхаживаю их, Марелда, — спокойно, но твердо ответил Эштон, — однако же, заплатив за них немало денег, считаю, что не должен обесценивать покупку плохим обращением.

— Говорят, вы даже платите им за работу, и через несколько лет они могут выкупить себе свободу. А вам известно, что говорит закон об освобождении рабов?

Эштон медленно поднял взгляд и равнодушно посмотрел на вызывающее одеяние Марелды.

— Рабы, которые превыше всего ценят свободу, меня просто не интересуют. При первом же удобном случае они сбегут, а наказание цепями сделает их попросту бесполезными. Если кто-нибудь хочет от меня уйти, пусть отработает цену, за него заплаченную, — и милости просим. Вот и все, и никаких законов я не нарушаю.

— Еще удивительно, что у вас вообще есть слуги.

— По-моему, мы уже говорили о процветании Бель Шен. Нет смысла возвращаться к этому предмету.

Быстрый переход