– Тогда исчезни из моей жизни и больше не появляйся! Никогда! Понял?
– Понял.
* * *
Спину скрутило внезапно и первый раз в жизни.
В ванной я нагнулся за упавшим полотенцем, а разогнуться не смог. Так и стоял скрюченный и голый. Стоял и думал. В таком положении, оказывается, в голову приходят исключительно умные мысли. Например, о том, что это всё явно следствие сидячего образа жизни, а на спортзал я теперь забил. Зря забил. Еще подумалось о том – запоздало, конечно, подумалось, – что какую-нибудь гимнастику на полчаса можно и дома было бы делать, без тренажерного зала. Я дал себе обещание, что буду эту гимнастику делать. И что стресс, наверное, тоже так может проявиться. Хотя пора бы уже о нем забыть. Интересно, а вот если бы меня сейчас увидели мои дятлы, то уж они бы оторвались по полной программе над Отче. Нет, правда, нужно как-то выходить из скрюченного положения! Я, медленно дыша носом, потихоньку разогнулся и доковылял до дивана. Взял телефон и принялся писать Антону. Больше по такому вопросу мне обратиться было не к кому.
Антоха надо мной поржал для начала, и я его за это не осуждал. Почти. Поржать над ближним – дело святое. А потом Антон выдал мне телефон правильного доктора. Я тут же позвонил – и тут мне повезло. Доктор согласился принять меня вотпрямщас. В смысле: «Вы через час подъехать сможете, Егор Юрьевич? У меня окно». Егор Юрьевич сказал, что сможет, и пошел собирать себя и волю в кулак, предварительно выпив таблетку обезболивающего. Ни хрена она не помогла, так-то. Я доехал на морально-волевых, но, надо сказать, управление машиной худо-бедно, но отвлекало. Правда, в правую ногу периодически простреливало из поясницы, но в эти моменты я себе говорил с противной глумливой интонацией: «Вот такая она, старость, Отче, вот такая». Помогало.
Доктор оказался крупногабаритным дядечкой с седыми висками, флегматичным голосом и убойным чувством юмора. Он под мои стоны и сопение покрутил меня в разные стороны, а потом, аккуратно поправив профессорские очки, сказал, что, ежели я не возражаю, то он бы рекомендовал блокаду. Я не возражал. И спустя пятнадцать минут мне так полегчало, что я от восторга чуть не обоссался.
Но были в этой ситуации и новости другого характера. Во-первых, у доктора-спасителя оказались очень негуманные расценки за его услуги. Нет, я заплатил, как говорится, не торгуясь – вернувшаяся способность снова стать человеком прямоходящим была мне очень нужна и очень меня обрадовала. Но всё же я сейчас в таком положении, когда приходится считать деньги. А я шикую: то мучу с рыжими замужними бабами в клубах, то блокада поясницы. Не жизнь – сказка!
И еще доктор добавил, что одним уколом, точнее одной серией уколов дело не ограничится.
– Блокада, может быть, больше и не понадобится… – Доктор что-то деловито писал на листке бумаги. – А вот курс препаратов проколоть просто необходимо.
– Где уколы делать-то? – Я аккуратно взял листок, исписанный какими-то, на мой взгляд, иероглифами. Я смог опознать только цифры. Арабские, ага.
– А где вам удобнее, – безмятежно отозвался доктор. – Можно у нас в клинике.
Мне вообще нигде неудобно! А уж в клинику ездить – совсем не ближний свет. Я вежливо поблагодарил доктора и поковылял восвояси. Весьма бодро поковылял – надо отдать доктору должное.
Дома мои розыски вариантов привели к плачевному результату. В районе, где я живу, выбор клиник был не очень велик. А цены за уколы они ломили… Если делать их на дому, ну потому, что передвижение мне по-прежнему не доставляло особого удовольствия, то вообще разориться можно.
Я пожаловался Антохе на негуманность представителей самой гуманной в мире профессии и получил ошарашивший меня ответ: «Ну, ты загнул – на дому! Конечно, они цены ломят. |