Мужчина засунул голову обратно, задумчиво взглянул на женщину и, тяжело вздохнув, встал рядом с ней.

— Ты с Марьей приехал? — спросила меж тем ведьма, чтобы отвлечь его от мыслей о «непристойном», по местным меркам, поведении.

— Марией Прокофьевной? — взглянул на нее Иван Николаевич. — Да, мы с ней приехали. Она с дочерью, а у них в доме даже лечь негде. Вот меня к вам и поселили. У вас неплохой дом, кстати. Ухоженный. Так и не скажешь, что там ведунья живет.

— Не живет там ведунья, — вздохнула Дубовая. — Я тоже пришлая, с юга. А дом этот гостевой выходит. Вдова бездетная там жила. Дом славный, но себе никто не взял и не заселился.

— Почему?

— Плохой смертью умерла. Дурной след на семейство будет.

Терн задумчиво глянул на ведунью, а затем на появившихся в тумане людей. Протяжную песню пело уже несколько десятков голосов. Впереди шел мужчина с наголо бритой головой в красной рубахе и красных штанах. Справа от него шел высокий широкоплечий парень в синем халате, подпоясанный белым поясом. Слева парень помладше в зеленом жилете на голое тело и коротких зеленых шортах. За их спинами виднелся самый младший из передней делегации — парнишка лет шестнадцати, одетый в подобие мантии из серого материала. На голове у него был венок из кленовых веточек. Причем сложен был так, что листья были один к одному, образуя подобие короны из листьев. В руках у него была пара веток, которые он нес над головой.

— Они братья что ли? — задумчиво спросил журналист.

— Семья. В красном — Никодим Прокофьевич Горт. Справа старший сын — Арсений. Мудрый муж выйдет. Учится исправно, хоть и слаб на дело. Больно долго думает. Слева — средний сын Василий. Тот еще заноза. На месте не сидит, постоянно за все хватается, да до конца не доводит. За спинами их — младший Федька. Этот как в былинах старых. Старший был умен и статен, средний был и так и сяк, ну а младший был совсем дурак.

— Он убогий что ли?

— Нет, но дел путевых за ним не помню. Все у него как-то… Из рук валится. Хотя видно, что старается.

— А зачем ему веники в руках? Это для бани? Они какие-то странные…

— Ветви, — недовольно буркнула ведунья. — Ветви это кленовые, а сам он прародитель — Животь.

— Это какой-то бог? — не унимался журналист.

Дубовая тяжело вздохнула, недобро глянула на собеседника и молча направилась к калитке. Процессия из трех сыновей и отца семейства прошла их калитку. Терн хотел было выйти за женщиной, но та остановилась, пропуская всех людей. В итоге, они оказались в конце уже собравшейся толпы, растянувшейся в колонну.

— А почему мы в конце встали? — вполголоса спросил мужчина.

Тут к ним обернулась женщина и молча кивнула ведьме, а затем с улыбкой и журналисту.

— Здравствуйте, Мария Прокофьевна, — кивнул Иван Николаевич.

Женщина взглянула на ведунью и с виноватым выражением лица одними губами произнесла: «Прости меня».

Дубовая недовольно сморщилась, глянула на журналиста, снова на сестру Горта и молча показала ей кулак, после чего та отвернулась.

— Вы знакомы, да? — догадался журналист.

— С тех времен, как мать ее разродилась, — буркнула ведунья.

— Мать ее раз… Погодите, сколько вам лет?

Ведьма молча зыркнула на идущего рядом городского хлыща, что выбивался из местного колорита традиционных рубах и сорочек.

— Понял… извините, — пробурчал он.

Процессия тем временем вышла из села и направилась на небольшую поляну, где находилось приметное место — два огромных валуна.