«Какая славная женщина, — думал Алексей Иванович, идя из шестого, административного, корпуса в пятый, на первом этаже которого находилось приемное отделение. — Впервые в жизни меня видит — и сразу же входит в положение! А кто ей я? Никто! Олух из Ярославской губернии. Нет, ну надо же было так сплоховать! Пятнадцать тысяч положил на жилье и успокоился. Господи, а откуда ж взять так вот сразу шестьдесят тысяч, чтобы задаток за три месяца и комиссионные? Шестьдесят тысяч — это же не просто деньги, а весьма приличная сумма, чтобы просто так ее выложить за комнату… За комнату на три месяца! Ох…»

В Мышкине тысяч за восемьдесят можно было купить небольшой домишко в состоянии, близком к аварийному, но тем не менее это был дом с каким-то, пусть и крошечным, участком, и он покупался, а не арендовался.

Сказать, что Алексей Иванович был счастлив, означало не сказать ничего. Это ж мало кому так везет в столице. Не успел приехать, как устроился на работу, да не куда-нибудь, а в одну из крупнейших московских больниц, и вдобавок обзавелся бесплатным жильем (услышав вопрос о размере арендной платы, Виктория Васильевна подняла брови так высоко, что Алексей Иванович сразу понял — глупость сморозил). Удобство-то какое — прямо в больнице, даже еще удобнее — прямо в отделении. Это не какая-нибудь убогая комнатенка с непонятными соседями. Алексея Ивановича немного коробил сам факт предстоящего нелегального проживания на территории больницы, но коробил немножко, совсем чуть-чуть. В конце концов, в переносном смысле больница для доктора — дом родной. Так пусть будет не только в переносном, но и в прямом.

Комната Алексею Ивановичу понравилась. Расположена она была не на проходе, где круглосуточно дребезжат каталки и топает народ, а в закуточке, рядом с бельевой, где сестра-хозяйка приемного отделения хранила чистое белье, матрацы и подушки. Светлая такая комната, чистенькая, окнами на двухэтажный соседний корпус.

— Что там, не скажете? — спросил Алексей Иванович у старшей медсестры, занимавшейся его размещением, и указал пальцем в окно.

— Девятый корпус — местный клуб самоубийц, — ответила та. — Психосоматическое и кризисное отделения, после патанатомии самое тихое место в нашей больнице.

— А какое самое шумное? — полюбопытствовал Алексей Иванович.

— Роддом, разумеется! Внутри дети с матерями орут, снаружи отцы пытаются докричаться до матерей, потому что к видеофонам вечно очередь. А в девятом корпусе благодать — проснутся, пообщаются с докторами, получат таблетки с уколами и снова спят.

Клиническая клиника

Прозвище «Чудик» доктору Боткину дала диетсестра Мария Егоровна, толстая, сварливая и острая на язык. По больнице ходило много перлов, высказанных Марией Егоровной, вроде: «Лечить нетрудно, ты попробуй накорми четыре раза в день, да так, чтобы все довольны остались!» или «Культурный человек из-за котлеты не скандалит!».

Трудовой стаж Марии Егоровны уходил корнями в далекое социалистическое прошлое. Начинала она в ресторане «Восток» на Сиреневом бульваре. Научилась делать из одной курицы не меньше четырех котлет по-киевски (профессионалы оценят), «освежать» вчерашние и даже позавчерашние салаты, устранять нехороший запах мяса и разных колбас с буженинами, а самое главное — научилась правильно готовить, то есть так, чтобы и в тарелке было, и себе оставалось. На определенном этапе статус посудомойки с полномочиями «подай-принеси» перестал устраивать Марию Егоровну, тогда еще просто Марусю. Захотелось выйти в люди, а для этого надо было учиться. Маруся соригинальничала — поступила не в кулинарное ПТУ, а в медицинское училище, где в итоге выучилась на диетсестру.