— Давай, давай, приятель! — легкий камешек полетел вслед за сучком.

Животное безмолвно снесло попадание, но на этот раз не сдвинулось с места. Светящиеся в темноте глазки его все так же жалобно помаргивали. Артур протер лицо ладонями, устало зевнул.

— Интересно, как тебя зовут-величают? Может, тянитолкай?

Голос человека не испугал животное, — испугало что-то другое. Вздрогнув, зверь повернул неуклюжую голову и явно насторожился. А в следующее мгновение, оттолкнувшись от земли толстыми своими культяпками, проворно засеменил прочь в сторону леса. И тут же среди кустов замелькали чьи-то мохнатые тени. Артур явственно расслышал множественное сопение. Взявшись за пулемет, обеспокоенно привстал. Неужели волки?… Запоздало всплыла мысль о бинокле с ночной насадкой.

В ту же минуту зашуршали сминаемые кусты, послышалась злобная грызня. Знакомо всхрапнуло, и тонкий поскуливающий вой взвился к ночному небу, поплыл на протяжной ноте над уснувшим озером. Снова раздалось рычание, вой оборвался.

Артур сидел, тупо прислушиваясь, надеясь услышать что-то помимо чавкающего рыка, но серым хищникам было не до него. Они утоляли голод, как умели, и от злой этой ясности было муторно на душе, — о сне Артур больше не помышлял.

Что это было за животное? Зачем оно подбежало к костру? Может, искало защиты? Все-таки человек — это человек. Вековечное табу для всех мохнатых и хвостатых. А он отогнал животное и не помог. Поморщившись, Артур пересел поближе к костровищу, принялся раздувать угли. Стратегия безопасности отступила на задний план. Ему снова отчаянно захотелось тепла.

С пригорка, на котором он стоял, деревенька выглядела брошенной и безлюдной, насквозь проросшей молодым, атакующим со всех сторон лесом. Здешние огороды давали приют сорному семени, и желтые плети гороха опутывали подросткового возраста сосенки, а шляпы подсолнечника в беспорядке выглядывали из мохнатых зарослей крапивы. Если бы не это смешение всего и вся, ничто бы не отличало деревушку от множества хуторов и сел, виденных Артуром ранее. В каком-то смысле картина даже убаюкивала. Тем и отличается деревня от города, что природной своей естественностью западает в память и сердце куда как глубже и крепче. Вот и это поселение просматривалось от края и до края одним поворотом головы. Куда как уютнее. То, что легче легкого именовать родиной. Панорама на пять верст. Дощатые, волнами просевшие заборы, змеистые, невпопад разбегающиеся и сходящиеся улочки, обилие разномастных крыш — из горбыля и крытых шифером, оцинкованных и оклеенных толем. Некогда виденное свидетельствовало о достатке, теперь же Артур мог поручиться, что большинство этих крыш дают приют только гражданам пернатого племени.

Мысленно поздравив себя с первым населенным пунктом, он стал спускаться с холма. Узенькая тропка, выжженная солнцем до асфальтовой твердости, петляла шальным зигзагом, все более погружаясь в густые сорняковые заросли. Сначала крапива доходила Артуру до пояса, а после скрыла с головой. Иные стебли уже невозможно было обхватить пальцами, да он и не стал бы рисковать. Очень уж неприветливо щетинилась крапива ядовитыми синеватого цвета шипами.

Где-то поблизости явственно ощущалась свалка. В прогретом полуденном воздухе ярились толстые, больше похожие на шмелей мухи, из-под ног лениво и тяжело взлетали не то стрекозы, не то комары. С опаской косясь на них, Артур кинул в рот таблетку репелента и тут же разглядел свалку — небольшой котлован, чуть не до краев заваленный иссохшим до неузнаваемости хламом. Обрамленный гигантской крапивой и репейниковыми рогульками, котлован располагался чуть ниже того места, на котором стоял сейчас Артур. Несколько тропок убегало от котлована в сторону деревни.