Вадим со вздохом покосился на часы. До встречи с Лили, подручным Кита, оставалась уйма времени, и, поразмыслив, он решил забежать к Паучку.

Если бы Вадима однажды спросили, кто такой Паучок, он наверняка бы растерялся. Сморщенное и убогое создание — удивительно живучее, взирающее на происходящее с самым беспочвенным оптимизмом, явно выпадало из привычного ряда. Вот уже более полугода Паучок прирабатывал у Вадима осведомителем. Платой была «крыша» — вернее, то, что подразумевалось под этим термином. Уже дважды Вадим выцарапывал старика из довольно сомнительных историй. Пульхен, военспец от муниципалитета, бывший полкан спецназа, смотрел на такие вещи с брезгливой гримасой, но в политику Вадима не вмешивался. Вот и эту встречу с Лили — в обход администрации и партийного кабинета — он решительно не одобрил. Дескать, Кит — это Кит, а Лили — стопроцентный убийца. В диалог с подобной клиентурой полковник начисто не верил. Мир, по Пульхену, перевоспитывался весьма просто: таких как Лили — к левой стенке, таких, как Кит с Паучком — к правой. А уж тогда все на земле исправится само собой. Технология чрезвычайного положения — как единственно верная и эффективная. Потому что не до педагогики. И даже не до тюрем. Всего-то и нужно — выжить, позволив уцелеть добропорядочному большинству. В добропорядочное большинство Пульхен, как это ни странно, верил, хотя сплошь и рядом наблюдал обратные примеры. Банды бульдогов и мародеров, разбойничье отребье всех мастей напоминали о себе каждый день, и все же для полковника искомое большинство являлось отнюдь не выдумкой, существуя реально, пусть даже где-то очень и очень не здесь. Что касается Лили, то этот персонаж был главным палачом Кита — легендарный пигопаг, чудовище о двух головах, двух ногах и четырех ручищах, о котором Вадиму рассказывали совершенно невероятные вещи. С одинаковым талантом Лили успел проявить себя в погромах и грабежах, в короткой войне между городом и Дикой Дивизией, в чистке лесов от мутантов и самодеятельных банд, в налаживании черного рынка, торгующего даже в эти голодные дни яствами, о которых не мечтали и в прежние сытные времена.

— С бандитами я буду договариваться только посредством этой игрушки! — чеканил Пульхен и взмахивал своим знаменитысм маузером.

Возможно, он был прав, но более договариваться было не с кем. Если разобраться, город был совершенно гол. Справа и слева его теребили бродячие ватаги сорвиголов, менее чем в полусотне километров располагался Бункер с собственной ядерной микросетью, внутренний хаос всякий день плодил грызунов, подъедающих остатки власти, расшатывающих последние устои того смутного и размытого, что было принято именовать обществом. На Кита же у Вадима был свой особый расчет. Кит жил на отшибе, управляя шатией, состав и количество которой приближались к армейскому полковому соединению. Столкновение города и Дикой Дивизии его никоим образом не касалось, и все-таки он вмешался, вполне добровольно приняв сторону Воскресенска. Это был тот самый удар, что решает судьбу сражений, удар Блюхера в битве при Ватерлоо. Дикая Дивизия, получив удар с фланга, оказалась начисто разгромленной. Город выжил, а Кит снова уполз в леса, на свою знаменитую Горку. И именно тогда у Вадима зародилась иллюзорная надежда на какое-то, пусть временное, но воссоединение.

Вадим пересек улицу Горького, углубился в знакомый тупичок. Пара «бульдогов», бренча цепями, тронулась было за ним следом, но Вадим показал им ствол старенького нагана, и, глубоко призадумавшись, дети улиц скоренько ретировались.

«А вот Пульхен поступил бы иначе. — Подумалось ему. — Дождался бы более откровенных действий и положил бы обоих на месте.