Холодные, пахнущие нефтью капли, словно разбудили Мариту. Она вдруг заговорила, взволнованно, горячо.

— Я должна радоваться, но не могу. Разучилась. Сама погасила свою радость. Я должна, обязана пойти другой дорогой, своей… Если смогу найти себя, то… Хочу, чтобы ты понял меня.

Заур понял. Он давно с внутренней тревогой ждал этого разговора, готовился к нему. И все-таки сейчас сжалось сердце.

— Марита! Опомнись! После всего…

— Не надо, Заур… Я рада, что встретила тебя, что ты есть и будешь такой… Это — счастье. Но я знаю, — он с удивлением услышал, что она повторяет мысли, терзавшие его на неудобном узком диване в долгие ночи следствия, — я знаю, ко мне само пришло счастье. А я хочу… — Марита задумалась на мгновение, подбирая слова. — Хочу всей своей судьбой, всем, что осталось, получить право, идти вот так, как сегодня. Рядом с тобой. Открыто смотреть в глаза всем.

Привстав на носки, порывисто обняла, прижалась теплыми губами к его глазам, прошептала:

— Дорогой мой, любимый… Заур схватил ее за плечи.

— Нет, ты не уйдешь… Нет!..

Она вскинула голову, улыбнулась доверчиво и печально:

— Значит, ты меня еще любишь?

— Очень.

Она мягко высвободилась.

— Когда я тебя встретила в первый раз, — была счастлива, почти так же, как теперь. Жди меня, родной. Я вернусь, и тебе не придется стыдиться за меня.

Оттолкнув его, она быстро пошла по безлюдной, сумеречной аллее.

Он, словно завороженный, остался стоять на месте. Холодный ветер опять швырнул в лицо пригоршню соленых брызг.

Час спустя, в своем кабинете, он морщась поднял телефонную трубку.

Звонил дежурный.

— Товарищ майор, на Октябрьской, дом 16…