Сдержанные темные эльфы согласно закивали. Мауззкил повернулся к Нимору:

 – Нимор, мой Священный Клинок, Мензоберранзан вопиет об искупительном пламени, которое очистило Чед Насад. Не обмани его ожиданий.

 – Досточтимый Старейшина, заверяю вас, что не обману их, – отозвался Нимор. – Я уже подготовил следующий ход. Я достиг взаимопонимания с одним из великих Домов. Они поддержат нас, но требуют доказать наши решимость и умение. Я вполне уверен, что сумею угодить им. Через считанные дни один Дом Мензоберранзана лишится Верховной Матери, а другой угодит в наши сети.

 Мауззкил улыбнулся с холодным одобрением и изрек:

 – Тогда желаю тебе удачной охоты, Священный Клинок.

 Нимор поклонился и шагнул прочь из круга. Он слышал, как позади расходятся Покровители-Отцы, возвращаясь в свои тайные Дома в городах, разбросанных на тысячи миль по Подземью. Заговорщики Жазред Чольссин имелись, по меньшей мере, в одном из младших Домов в большинстве городов дроу. Каждый Покровитель-Отец обладал абсолютной властью над тайной организацией фанатиков, объединенных общими верой и полом, скрепленных поколениями, веками и чудовищной ненавистью одних дроу к другим. Вопиющим исключением являлся Мензоберранзан. Там старая Мать Бэнр, которая столь долго единолично правила городом, никогда не позволяла утвердиться в нем Дому убийц. В то время как восемь Покровителей-Отцов возвращались в города, где в их распоряжении было множество верных им убийц и жрецов богов, ненавидящих Ллос, Нимор Имфраэззл в одиночестве направлялся в Мензоберранзан воплощать в действие план по уничтожению города.

 Восход солнца был величествен и ужасен. За час, а может, и больше, до рассвета начало светать, звезды стали меркнуть на небе, украсившемся розовыми мазками, и удары ледяного ветра пустыни стихли до легких порывов. Халисстра ожидала рассвета на осыпающейся, полузанесенной песком стене. Задолго до того, как солнце выкатилось из-за горизонта, она разглядела темные зубчатые горы, которые могли быть в десяти милях от нее, а может, и в сотне, и ее поразило, как далеко она видит. Когда солнце, наконец, взошло, словно жидкое золото фонтаном хлынуло на бесплодный пейзаж, в одно мгновение полностью ослепив Халисстру. Она задохнулась и прижата ладони к глазам, болевшим от этой единственной мимолетной вспышки так, словно кто-то вонзал белые кинжалы ей в голову.

 – Это было неблагоразумно, госпожа, – прошелестела совсем рядом Данифай. – Наши глаза не созданы способными видеть подобное. Вы могли причинить себе вред… а без милости Ллос исцелить такое может оказаться сложно.

 – Я хотела увидеть рассвет, – сказала Халисстра.

 Она отвернулась от дневного света и прикрыла глаза, потом легко спрыгнула на песок, в тень огромной стены. В тени она могла терпеть блеск солнца, но каким же он станет к полудню? Смогут ли они вообще видеть, или все совершенно ослепнут?

 – Когда-то, – сказала она, – наши предки смотрели на мир при свете дня, не страшась солнца. Они безбоязненно ходили под небом, под этим огнём и пугались как раз темноты. Можешь вообразить такое?

 Данифай ответила сдержанной улыбкой, не коснувшейся ее глаз. Халисстра хорошо знала это выражение. Служанка использовала его, чтобы порадовать госпожу, соглашаясь с замечанием, не нашедшим у нее отклика. Данифай кивком указала на разрушенный дворец и его внутренние дворы.

 – Госпожа Бэнр пригласила Фарона и других присоединиться к ней, – сообщила пленница.