— Согласен, — кивнул Мясников и задумался. — Хотя не думаю, чтобы мы могли полностью избежать арестов. К тому же, насколько мне известно, в тюрьме и сейчас содержатся солдаты, арестованные якобы за дезертирство.

— У меня есть предложение, — нетерпеливо вмешался Гарбуз. — Воспользоваться тем, что в числе тюремных надзирателей будут наши люди, и организовать агитационную работу среди арестованных солдат.

— Неплохая мысль! — поддержал Михайлов. — А если еще узнать через Жихарева и других наших представителей в войсках фамилии арестованных солдат-большевиков, то мы можем наладить связь с этими товарищами, создавать из числа арестованных группы агитаторов и направлять их во фронтовые части.

— Да, к таким агитаторам будут прислушиваться, — кивнул Мясников. — Утром подберем человека и направим его к Жихареву. Но нам надо довести до логического конца и вопрос разрыва с меньшевиками, ведь формально «объединенка» продолжает существовать. Поэтому я предлагаю разработать специальный план общего собрания с меньшевиками. Комитет большевиков обеспечит явку всех своих членов, в том числе и представителей военных организаций гарнизона. Таким образом, мы сможем гарантировать подавляющее большинство на собрании «объединенки». От имени большевистской фракции выступишь ты, Михаил Александрович. Раскроешь сущность наших разногласий и предложишь проект резолюции о полном разрыве с меньшевиками. Собрание надо провести не позднее четвертого июня. Я понимаю, Миша, что тебе трудно подготовиться за столь короткий срок, но ты ведь только что прибыл из Петрограда, встречался с Лениным, слушал его выступление, получил необходимые материалы и инструкции. Тебе, как говорится, и карты в руки.

— Что ж, надо — значит надо. Будем готовить собрание, — сказал Михайлов и по-хозяйски осведомился: — Как вам понравился завтрак?

— И верно, — рассмеялся Гарбуз, — садились за стол ужинать, а встали после завтрака. Самое время приступать к работе.

Михайлова в его кабинете дожидался дежурный судья: хотел посоветоваться по не совсем обычному делу. Милиционер и какой-то пожилой крестьянин доставили в штаб милиции молодого парня. Крестьянин утверждал, что парень украл у него котомку, в которой были две буханки хлеба, кусок сала и почти фунт сахару.

— Понимаете, — говорил взволнованно судья, — этот парень, конечно, личность подозрительная, но в краже не сознается, да и улик — той же котомки с продуктами — тоже нет. Что делать?

— Милиционер подтверждает факт кражи?

— Нет, он привел подозреваемого по настоянию крестьянина.

— Ваше мнение? — спросил Михайлов.

— Может, задержать парня?

— Если у вас нет доказательств его вины, то нет и права его задерживать или арестовывать. Но тут случай особый. Давайте так: я позвоню Гарбузу, чтобы он или кто-нибудь из сотрудников уголовного отделения помогли вам разобраться.

Судья ушел. Михайлов вызвал по телефону Гарбуза.

— Слушай, Иосиф, тут у меня был судья. У него казусный случай: вроде бы простое воровство и в то же время... Займись-ка ты этим делом. Надо, чтобы и крестьянин не остался в обиде на нашу власть, и чтоб все по закону...

На часах было шесть утра. До встречи с Алимовым и Крыловым-старшим оставался ровно час. Михайлов запер дверь на ключ, подошел к окну, открыл его. После этого расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки и сел на кожаный диван, стоявший в углу кабинета. Час для человека, привыкшего считать время на минуты, — это очень много. Он расслабился, тут же уснул, но ровно через шестьдесят минут проснулся. Вышел в коридор. Там в углу был водопроводный кран.