Ванслиперкен не унимался; им овладело настоящее бешенство, он все снова и снова устремлялся с занесенной саблей на капрала и опять был отражаем мужественными защитниками, вооруженными здоровыми вениками-голиками.

— Прочь из моего дома, негодяй! — кричала вдова, обезумев от гнева и ударяя лейтенанта по лицу, по которому теперь кровь лилась ручьями, так что Ванслиперкен волей-неволей принужден был отступить сначала в сени, а затем и на улицу.

А капрал, как стоял, держа руку под козырек, так и остался, когда лейтенант уже и в доме не было.

Когда вдова в изнеможении опустилась на диван, он сел подле нее, и тогда нервы нежной и слабой женщины не выдержали, — и она разрыдалась на груди у капрала.

— Нет, я завтра же заставлю его повесить! Я сама отправлюсь в Гаагу! — кричала вдова. — Ведь вы можете засвидетельствовать, капрал!..

— Mein Gott, да! — отозвался тот.

— И как только его повесят, мы повенчаемся!

— Mein Gott, да! — вторил жених вдовы.

— Да, г. Ванслиперкен, вы будете повешены, и ваша бесхвостая собака вместе с вами, или я — не вдова Вандерслуш!

— Mein Gott, да! — подтвердил капрал, и нежная парочка скрепила все эти обещания продолжительным поцелуем.

В это самое время в доме вдовы тоже происходило совещание между хозяйкой дома и ее нареченным женихом. Конечно, капрал не мог рассчитывать ни на что другое, кроме самой ярой враждебности со стороны своего начальника; но, с другой стороны, Ванслиперкен его боялся; кроме того, теперь весь экипаж и вся его собственная команда были на его стороне, так что ему нечего было опасаться. Вдова же решила, что завтра же поутру поедет в Гагу, добьется аудиенции у одного из министров или даже у самого короля и донесет на Ванслиперкена, ссылаясь на свидетельские показания капрала.

— Да, но меня спросят, каким образом я сам попал в дом иезуита, что я скажу?

— Вы скажете, что этот иезуит послал за вами и делал вам предложение стать изменником и предателем, но что вы не согласились!

— Mein Gott, да! Это будет прекрасно! — согласился капрал.

После этого он вернулся на судно и, не являясь к лейтенанту, прошел к себе и завалился спать на свою койку.

Между тем Ванслиперкен тоже обдумывал, что ему делать, и решил, что и он, с своей стороны, поедет в Гагу завтра поутру и передаст кому-нибудь из министров или самому королю корреспонденцию Рамзая с его единомышленниками, скажет, что якобиты вздумали его подкупить, и что он, полагая, их тайны могут быть полезны его государю, якобы согласился доставлять их переписку, которую он вскрывал и которую теперь передает в руки короля на его усмотрение, а также возвращает правительству деньги, полученные им за мнимую измену. «Конечно, — рассуждал Ванслиперкен, — этим я подвергну себя опасности со стороны Рамзая и его сообщников, но правительство должно защитить меня от них!»

Это был, без сомнения, очень разумный план. Как офицер» командующий королевским судном, Ванслиперкен был принят немедленно. Очутившись в присутствии герцога Портландского и лорда Альбемарль, Ванслиперкен сконфузился, растерялся, не знал, с чего начать, наконец, объяснил, что ему удалось раскрыть замыслы якобитов.

Герцог Портландский, видимо, начинал терять терпение и просил лейтенанта сообщить по возможности суть дела в кратких словах, так как их ожидает король, и они не могут располагать своим временем.

— Я имею письма, и передать их содержание в не скольких словах будет трудно!..

В этот момент дверь отворилась, и вошел сам король.

— Вот, Ваше Величество, лейтенант Ванслиперкен, командующий одним из судов Вашего Величества, привез важные сведения и некоторые бумаги якобитов!

— В самом деле?! — воскликнул король, живо заинтересовавшись и обращаясь уже прямо к Ванслиперкену.