— Да, это, может быть, правда! — задумчиво согласился король.

— Как известно Вашему Величеству, мингер ван-Краузе был заподозрен в измене, и показания этого офицера подтвердили эти подозрения. Но вспомните, что возбудило эти подозрения? То, что он знал все государственные тайны, которые могли доходить до него не иначе, как через посредство доверенного нашего лица, которое злоупотребляло нашим доверием. Теперь мне кажется ясно, что мингер Ванслиперкен получал эти сведения тем же самым путем, каким мы получили копии с писем заговорщиков. Я, конечно, могу ошибаться, но что-то в наружности этого человека решительно говорит мне.

— Что?

— Что он изменник по отношению и к тем, и к другим!

— Мне кажется, что лорд Альбемарль прав! — поддержал герцог Портландский.

— Все это вскоре можно будет проверить, но прежде всего нам следует решить вопрос, как поступить с теми, на кого он донес, о чем мы и поговорим на совещании!

На совещании было решено, что ровно в полночь полиция проникнет в дома синдика ван-Краузе, вдовы Вандерслуш и отца иезуита, и эти личности, равно как и все другие заговорщики, каких застанут у них, будут немедленно отведены в тюрьму, а куттер будет отправлен немедленно в Англию с приказанием арестовать всех лиц, указанных Ванслиперкеном, пещеры же — атаковать вооруженной силой, и всех, кого там найдут, захватить. Кроме того, адмиралу предписывалось в качестве руководителя и главного действующего лица при атаке и взятии пещер на скале и при аресте указанных лиц пользоваться услугами лейтенанта Ванслиперкена.

Размышлять особенно было некогда, надо было немедленно действовать. Не теряя ни минуты времени, Рамзай отправил доверенное лицо к отцу иезуиту с извещением о случившемся и просьбой известить о том остальных, а другую записку — Ванслиперкену, которого он требовал немедленно к себе, сам же прошел к Вильгельмине и сообщило ей, что правительства намерено сегодня в ночь схватить ее отца и его по подозрению в государственной измене и засадить их в тюрьму.

— Что касается вашего отца, дорогая моя, то его вполне оправдают, это не подлежит сомнению, но я, Вильгельмина, должен бежать немедленно, так как рискую жизнью!

— Вы покинете меня, Эдуард?

— Нет, дорогая, вы должны ехать со мной! Арест будет произведен ночью, но это не помешает толпе в доказательство своих верноподданических чувств разгромить и сровнять с землею этот дом, разграбить имущество и нанести вам сотни незаслуженных оскорблений. Вы не можете идти в тюрьму вместе с отцом и не можете одна остаться здесь беспомощной и беззащитной; вы должны ехать со мной, Вильгельмина, доверьтесь мне!

— Но могу ли я бросить отца в такую минуту?

— Вы спасете его этим, ваше бегство со мной будет доказательством его невинности! Решайте сейчас же: или вы последуете за мной, или же мы должны расстаться навсегда!

— Ах, нет, нет, Эдуард, это невозможно!

И после мучительной борьбы она, наконец, согласилась и, обливаясь слезами, пошла собираться в дорогу, а Рамзай прошел в комнату синдика и сказал, что имеет сообщить ему нечто чрезвычайно важное.

— Что же это такое, мой юный друг? — спросил синдик.

— Я узнал сейчас от одного лица, присутствовавшего на тайном совещании короля с его приближенными, что вы заподозрены в государственной измене и будете сегодня ночью арестованы и посажены в тюрьму!

— Боже правый! Это меня-то в тюрьму, меня, синдика города Амстердама!

— Да, такова благодарность Вильгельма за долгую и верную службу! Но надо решить, что делать: если хотите бежать, я имею возможность устроить ваше бегство!

— Бежать! Нет, никогда! Они, конечно, могут обвинить меня, могут казнить или сгноить в тюрьме, но бежать я не согласен!

— Я так и думал! — воскликнул Рамзай.