Во время чая октябрьская погода, обычно столь пасмурная в северных районах Англии, внезапно прояснилась и сквозь тучи, подобно последней улыбке неба, проглянул солнечный луч. Доктор предложил воспользоваться этим и совершить прогулку по парку. Гости согласились. Доктор подал руку мадемуазель де Вильвьей, а капитан — мисс Анне. Он испытывал некоторое смущение, думая о том, что скажет ей наедине, но Анна Мария была столь мила и проста в общении, что с первых же слов его неловкость исчезла. Анна много читала, капитан много видел — им было о чем поговорить друг с другом. Капитан рассказывал о битвах и путешествиях, о том, как дважды он чуть было не погиб, скованный полярными льдами, как едва не утонул во время кораблекрушения в Индийских морях; затем настала очередь вспомнить об одиннадцати сражениях, и особенно о последнем, самом жестоком, в котором он потерял ногу. Он очнулся тогда на капитанском мостике и принялся аплодировать вражескому судну: его экипаж предпочел погибнуть, но не сдаться, и оно так и погрузилось в море с прибитым к грот-мачте флагом, а люди на нем кричали: «Да здравствует Франция!», «Да здравствует Республика!» Сначала Анна слушала из вежливости, но постепенно рассказ капитана увлек ее, ведь сколь бы ни был безыскусен рассказчик, великие события, поведанные устами очевидца, всегда обладают огромной притягательностью. Сэр Эдуард давно уже умолк, а Анна все еще переживала услышанное. За двухчасовую прогулку капитан нисколько не устал, а Анна Мария нисколько не скучала. О возвращении в деревню напомнила мадемуазель де Вильвьей — ее-то, видимо, совсем не занимал разговор доктора.
Сэр Эдуард не сразу ощутил отсутствие Анны Марии: мысли о ней поглотили всю оставшуюся часть дня. Но, когда на следующее утро он подумал, что у нее нет никаких причин опять прийти в замок, а у него — никакого предлога посетить деревню, время показалось ему бесконечным; Том снова нашел его грустным и подавленным, хотя накануне он был бодрым, оживленным и веселым.
Капитан дожил уже до сорока пяти лет, а его девственное сердце ни разу не затронула любовь. Едва выйдя из детского возраста, он поступил на службу его величества короля Георга III и, кроме своей матери, не знал ни одной женщины. Вначале душа его была открыта величавым картинам природы, но постепенно суровый образ жизни задушил ростки нежности, и, находясь на борту своего корабля, он смотрел на прекрасную половину рода человеческого как на предмет роскоши, созданный Богом наподобие благоуханных цветов или певчих птиц. Впрочем, следует отметить, что встреченные им экземпляры этих «птиц» и «цветов» были не особенно привлекательны: хозяйки широко известных трактиров в портах, куда он заходил, негритянки из Гвинеи или Зангебара, готтентотки с мыса Доброй Надежды или патагонки Огненной Земли. Мысль о том, что вместе с ним прекратится и его род, никогда не приходила ему в голову, а если и приходила, то не особенно волновала. Поэтому нет ничего удивительного, что первая же встреченная неглупая молодая и миловидная женщина заставила его потерять голову, особенно если учесть, что Анна Мария действительно была замечательна во всех отношениях. И вот, как мы видели, произошло то, что должно было произойти. Капитан не помышлял об атаке и не приготовился к обороне. Более того, он был выведен из строя и попал в плен при первой же вылазке.
Этот день сэр Эдуард провел словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку и который не желает заняться ничем другим. Он ворчал на Тома, поворачивался спиной к мистеру Сандерсу и оживился, лишь когда увидел доктора, пришедшего сыграть привычную партию в вист. Но капитану было не до карт; он предоставил Тому, управляющему и пастору искать себе четвертого партнера, а сам, придумав наспех, как восемнадцатилетний юноша, какой-то не очень убедительный предлог, увел доктора в свою комнату и принялся развлекать его беседой о чем угодно, только не о том, что его действительно интересовало: он расспрашивал о больном, которого доктор навещал в деревне накануне, и предложил поехать туда с ним на следующий день. |