Воробей почесал крылышком в затылке и собрался с мыслями.

— Начну с самого начала. Я живу в школе под потолочной балкой, а живя в школе, чего не наслушаешься. Я уж ко всему привык, а сегодня вдруг слышу. Калька говорит… Нет, начну не с этого. Прилетел я домой…

— Начни лучше сразу с того, что ты услышал, — перебил его Старый Дуб.

— Ну ладно, — согласился Воробей. — Сижу я в своем гнезде и слышу, Колька Кочерыжкин говорит: «Я пойду в Короедск и сегодня же приведу жуков в Пионерскую рощу!..»

— Как?! — воскликнул Старый Дуб. — Не может быть!

— Честное слово! А еще он грозил привести жуков в школу, чтобы они сожрали парту и дверь.

— Не может быть, чтобы школьник вел короедов в лес и в школу.

— Он грозил, — пискнул Воробей. — Я своими ушами слышал.

ТРЕВОГА В ЛЕСУ

Старый Дуб был самым старым деревом в лесу Он простоял на своей поляне так много зим и лет, что давно уже бросил их считать. Но зато и повидал он на своем долгом веку больше всех других деревьев. Была у него стариковская привычка завязывать на память узелки. Если надо было запомнить что-нибудь очень важное, он завязывал на суку большой узел, если не очень важное — завязывал узелок поменьше на какой-нибудь ветке. С годами узлов набралось так много, что у Старого Дуба не осталось без узла ни одной веточки.

Деревья, птицы, звери и даже лесники в трудную минуту обращались к нему за советом.

Старый Дуб выслушал Воробья и задумался.

«Если Колька правда поведет короедов, то Пионерской роще грозит страшная беда, и надо скорей поднимать тревогу, — подумал он. — Но с другой стороны, что-то не помнится такого случая, когда человек пошел бы заодно с короедами. Нет, такого никогда не бывало».

В лесу было тихо. Ни людских голосов, ни птичьего щебета. Даже неутомимый Дятел не выстукивал свое привычное «тут-тут-тут». Дятел отдыхал, закончив утренний облет больных, а все другое птицы улетели — кто в дальний ельник шелушить шишки, кто на болото клевать перезимовавшую клюкву.

Старый Дуб посмотрел вокруг себя и обратился к окружавшим его деревьям:

— Друзья, послушайте, что я вам скажу. Сейчас ко мне прилетал Воробей. Он говорит, что Колька Кочерыжкин собирается вести короедов в Пионерскую рощу.

Деревья встрепенулись и замерли. Всем вспомнились те давние времена, когда в окрестных лесах бесчинствовали заклятые лесные недруга — всякие короеды, листоеды, корнегрызы. Они объели всю листву, обгрызли кору, источили стволы. Но однажды в лес пришел человек. Он поднял упавший лист, который подгрызли гусеницы, глянул на стволы, изъеденные жуками, покачал головой и сказал:

«Эк разгулялись, лесные разбойники, сколько лесу попортили». И начал человек гнать короедов. Перебил он их бесчисленное множество, а те, что в живых остались, уползли в глушь, к Гнилому Болоту, и уж много-много лет не показываются.

Первой нарушила тишину Плакучая Ива.

— Что поделаешь, — вздохнула она, — уж если и люди стали помогать жукам, видно, наступил наш конец.

— Не люди, а один Колька Кочерыжкин, — возразил Старый Дуб.

— Все равно, нам остается лишь одно — плакать. — И Ива заплакала.

— Замолчи! — прикрикнули молодые дубки. — Надоело смотреть, как ты вечно плачешь. Целый пруд возле себя наплакала — хоть купайся!

— Может быть. Воробей что-нибудь напутал? — сказала Береза.

— Конечно, напутал. Напутал, напутал, — быстро заговорила Осина. Разве вы не знаете Воробья? Разве не знаете? Разве не знаете?

— Воробья-то мы знаем, — согласилась молчаливая Пихта, — но и короедов знаем тоже.