Теперь, да. Став либромантом, могу себе многое позволить. Те же коньяки коллекционные, виски всякие — разные и прочие изыски. Признаюсь, сначала баловал себя, как мог, а потом надоело. Отчего-то таможенник Верещагин мне вспомнился, когда он с отвращением на чёрную икру глядел. Едино в чём себе не отказываю, так это в морепродуктах. Никак они мне не приедаются.

— Слушай, а ты ведь сегодня не просто так бухнуть решил. Случилось что? — проявил Борисыч чудеса проницательности после очередной стопки, занюхивая её ломтиком сыра.

— Музыка. Она у меня и любовь и проклятие, — нечленораздельно пробурчал я, не прожевав толком бутер с колбасой.

— Надо же, а я думал, у тебя с ней как раз всё нормально. Ты же сам говорил, что её хорошо приняли.

— Я и сам так думал, пока с Тухмановым не познакомился. Ты знаешь, я как-то особо к советским песням не прислушивался. Хороших, тех, что мне нравятся, среди них не так-то и много, но что характерно, у всех них есть мелодия, — взглянул я на Борисыча, пытаясь по его лицу определить, понял ли он, что я хочу до него донести, — А у той музыки, что я для реперов писал, мелодия, как таковая отсутствует.

— Как отсутствует. Песня есть, а мелодии нет? Так разве бывает? Я твоих реперов редко слушаю, но иногда за рулём помогает. Бодрят.

— Бывает. Я тебе могу одним пальцем многие мелодии наиграть, и ты их влёт узнаешь, а попробуй-ка насвисти мне реперскую песенку какую-нибудь. Там если и будет мелодия, то одна — две фразы в припеве, и то они повторяются раз двадцать, чтобы гвоздём в мозг их вбить. Не, Борисыч, это не музыка.

— Не пойму я, какого рожна тебе надо. Люди же слушают, что ты пишешь, им нравится. Что ещё для счастья нужно?

— Как бы тебе объяснить-то… — задумался я, и скривился, на автомате ухватив дольку лимона и засунув её в рот, — Ага, придумал. Ты оркестры слушаешь? Хотя бы того же Джеймса Ласта. Или Радио Релакс? — я дождался батиного кивка, и отсалютовал в ответ на его поднятый бокал, — Обрати внимание. Они перепевают или играют инструменталки порой на очень старые произведения и наличие мелодии при этом — обязательное условие. Понимаешь теперь, о чём я?

Борисыч отрицательно помотал головой.

— Я тут стал по-новому музыку слышать. И хочу признаться, что то, что я там у вас писал — это не музыка. Ну тогда это понятно было. Я своё композиторство воспринимал, как работу и писал то, что мне заказывали, чтобы зарабатывать. А тут оно мне зачем? Денег у меня, хоть задницей жуй, и вроде руки ничем не связаны, а я всё то же самое пишу. Обидно.

— Эк ты разошёлся, — притормозил меня Борисыч, — Давай-ка по последней, да и хватит на сегодня. А с музыкой… Думаю, оно само по себе наладится. Ты самое главное понял. Суть своего дела ухватил. Вот и слушай сам себя. Душой, сердцем. И всё получится. Может и не сразу, но ты парень настойчивый. Ты, главное, руки не опускай. Давай, бахнем и в люлю. Мне за руль завтра, хорошо ещё, что не с утра.

— А-а, давай, — чокнулся я в монитор, и выпив, почувствовал, что развезло меня сегодня прилично.

Опять же, хорошо поговорили. У меня на душе полегчало, словно камень с неё упал. Может не зря раньше люди на исповедь ходили? Порой стоит перед кем-то открыться, вывалить то, что тебя мучает, порождает чувство тревоги и неудовлетворённости. Помогает. Внезапно сам начинаешь понимать свои ошибки. И сбросив груз сомнений, расправив плечи, начать менять свою жизнь, уже по-иному глядя на вполне привычные вещи, ломая те ограничения, которые ты, зачастую, сам же для себя и выдумал.