— И мы угадали его! — весело вскричал Петрус.

— Что же вы не решаетесь идти? — кокетливо улыбаясь, спросила девушка.

— Гм, с таким проводником я пойду в ад! — вскричал Петрус.

— Напротив, готов следовать за вами, — ответил Мишель.

— Если так, надо идти немедленно, сударь, время дорого.

— Позвольте одну минуту. Петрус, ты останешься здесь со своим отрядом.

— Решено.

— А вы, Оборотень, отправляйтесь скорее, вы знаете, где отыскать наших. Отдайте приказание остановиться, выбрав выгодную позицию. Мальчугана оставьте здесь, я пришлю его к вам, если понадобятся другие распоряжения, или, пожалуй, сам приду. Главное, никому ни слова, чтобы никто не угадывал причины внезапной остановки. Впрочем, мы скоро узнаем, в чем заключается измена, которую мы уже предчувствовали смутно.

— Иду, командир, приказания ваши будут исполнены в точности, желаю успеха!

— Як вашим услугам, — обратился Мишель к девушке.

— Ну, а я-то? — вскричал Паризьен.

— Ты? Оставайся здесь.

— Гм, — проворчал он, по своему обыкновению, — это мы посмотрим.

— Пойдемте, сударь, — сказала Лилия, плотно закутываясь в теплую накидку.

Они вышли из шалаша.

Едва скрылись они из виду, как Паризьен крадучись последовал за ними, прилагая все старание, разумеется, чтобы не увидал его командир, который не простил бы ему такого ослушания.

ГЛАВА XXVII

Сыроварня в Вогезах

После обильного обеда или изысканного ужина большая часть гастрономов, если не все, дабы пробудить жажду к последнему и решительному нападению на расставленные перед ними бутылки разных форм и величин с отличным вином, отрезают себе с наслаждением ломтик грюэрского сыра, не подозревая, что эта скромная принадлежность десерта чуть ли не одно из самых поэтических произведений, когда-либо измышленных гастрономией.

Однако нет ничего, что изготовлялось бы при обстановке более пленительной и среди природы более живописной. Там, где прекращается всякая промышленная деятельность, начинается та, от которой происходит грюэрский сыр.

Высокие горы, душистые травы — вот свидетели и неизбежные условия его изготовления.

Стремясь всегда ближе к небу, этот почти неизвестный промысел процветает на одних местностях с атамактом, тмином, альпийской трехцветной фиалкой, горным паклуном, ползучим пятилистником и душистым Ивановым цветом.

Когда пробуют низвести это своеобразное производство ближе к долинам, сыр портится, невкусен, и надо опять подниматься на высоты.

До войны с Пруссией, между Гебвиллером и Эльзасским Бал оном, в окрестностях Мюрбаха, находилась сыроварня обширных размеров, ныне, вероятно, уже не существующая.

И там, надо полагать, как везде, где пруссаки проходили в Эльзасе, они оставили за собою одни развалины.

Мы опишем место в немногих чертах.

Трудно передать словами величественный и вместе живописный вид площадки, где стояла сыроварня. С самого порога двери расстилалась перед глазами цепь Вогезов, вершины которых смутно обрисовывались вдали на краю небосклона.

У подножия площадки, точно бездна, уходила вглубь Гебвиллерская долина с рядом вершин в четыре этажа, высившихся по обе стороны ее, справа и слева, тогда как туманная пелена носилась над этою пропастью и делала ее невидимою. Ущелье поднималось к северо-западу до самого центрального кряжа, где расширялось в площадки, летом зеленеющие, но зимой, как и в настоящую минуту, покрытые снегом. Над ними высился Ротабах со своим изрытым гребнем, еще выше выставлял свою величественную и спокойную главу Гонек, к северу бесчисленное множество вершин выглядывали одна из-за другой, точно волны морские, которые бегут вдогонку, вдали стоял, со своею формою в виде конторки, Донон, высшая точка Вогезов в департаменте Нижнего Рейна, направо в смутной дали простиралась долина Рейна, а по другую сторону, далеко-далеко, хребет Шварцвальда со своими неправильными зигзагами выделялся на небосклоне, еще рдевшем от последних лучей вечерней зари.