– Закладная в Шотландии, – сказал Гериот, – то же самое, что ипотека по сю сторону Твида; но вы не знаете, кто ваш настоящий кредитор. Хранитель привилегий Питерсон – лишь подставное лицо, а за ним скрывается не кто иной, как сам лорд‑канцлер Шотландии, который под предлогом этого долга надеется завладеть всеми поместьями или, быть может, оказать услугу третьему, еще более влиятельному человеку. Вероятно, сначала он даст возможность своему ставленнику Питерсону приобрести ваши земли, а когда все забудут об этой позорной сделке, владения и титул лорда Гленварлоха будут переданы могущественному вельможе его раболепным слугой под видом продажи или какой‑нибудь другой операции.

– Неужели это возможно? – воскликнул лорд Найджел. – Канцлер плакал, когда я прощался с ним, называл меня своим братом, даже сыном, дал мне рекомендательные письма, и хотя я не просил у него денежной помощи, он без всякой необходимости извинялся за то, что не может предложить мне ее, ссылаясь на расходы, связанные с его высоким положением, и на свою большую семью. Нет, я не могу поверить, что дворянин способен на такой низкий обман.

– Правда, в моих жилах не течет благородная кровь, – сказал горожанин, – но я еще раз заклинаю вас: взгляните на мои седины и подумайте о том, для чего я стал бы бесчестить их ложными обвинениями в делах, в которых я совершенно не заинтересован, если не считать того, что они касаются сына моего благодетеля. Скажите откровенно, принесли вам письма лорда‑канцлера какую‑нибудь пользу?

– Никакой, – ответил Найджел Олифант. – Лишь любезность на словах и безучастность на деле. Одно время мне казалось, что единственным стремлением людей, к которым я обращался, было отделаться от меня; вчера, когда я упомянул о том, что собираюсь отправиться на чужбину, один из них предложил мне денег, чтобы у меня не было недостатка в средствах для отъезда в добровольное изгнание.

– Вы правы, – сказал Гериот, – они сами с радостью дали бы вам крылья для полета, лишь бы вы не отказались от своего намерения.

– Я сейчас же пойду к нему, – с негодованием воскликнул юноша, – и выскажу ему свое мнение о его низости!

– С вашего позволения, – сказал Гериот, удерживая его, – вы не сделаете этого. Начав ссору, вы погубили бы меня, сообщившего вам эту тайну; и хотя я пожертвовал бы половиной своей лавки, чтобы оказать услугу вашей светлости, я не думаю, что вы хотели бы причинить мне убытки, которые не принесли бы вам никакой пользы.

Слово «лавка» неприятно поразило слух молодого лорда, и он поспешно ответил:

– Убытки, сэр? Я так далек от желания заставить вас терпеть убытки, что прошу вас во имя неба отказаться от бесплодных попыток помочь тому, кому уже нельзя помочь.

– Предоставьте это мне, – сказал горожанин. – До сих пор вы шли по неправильному пути. Разрешите мне взять это прошение. Я дам переписать его крупным почерком и выберу подходящее время, как можно скорее, чтобы вручить его королю, разумеется проявив при этом большую предусмотрительность, нежели ваш слуга. Я готов ручаться, что король примет такое решение, какое вам желательно; но если он поступит иначе, даже тогда я не оставлю этого справедливого дела.

– Сэр, – сказал молодой лорд, – вы так добры ко мне, и я нахожусь в таком беспомощном состоянии, что, право, не могу отказаться от вашего любезного предложения, хотя мне стыдно принимать его от незнакомого человека.

– Я думаю, мы уже не чужие друг другу, – сказал золотых дел мастер, – и если мое посредничество окажется успешным и вы вернете себе свое состояние, в награду вы закажете свой первый серебряный сервиз у Джорджа Гериота.