Он с тоской озирался по сторонам, прикидывая, как бы сбежать и спрятаться, и первым увидел тихонько бредущего к огороду Бублика.

– Госпожа Гирошима! – обрадовался Смотритель. – К вам пациент!

Тётушка Гирошима оторвалась от грядок и из под ладони посмотрела туда, куда он показывал.

Вот кто даже издали понял, что Бублику плохо. Она бросила лопатку, которой подкапывала растения, и поспешила ему навстречу. Подхватила под руку и помогла дойти.

Посадив поварёнка на каменную скамью у источника, из которого поливали Аптекарский огород, тётушка Гирошима, наскоро сполоснув руки, сразу же занялась сбитой коленкой.

Промыла ранку, сорвала прямо с грядки какое то растение, приложила к ссадине его длинные тёмно зеленые листья и забинтовала выуженным из украшенной оборками цветастой сумки полотняным бинтом.

– Рот открой! – скомандовала она.

Бублик послушно, хоть и с трудом, открыл рот, – и даже у тётушки Гирошимы, много повидавшей в жизни болячек, глаза удивлённо округлились:

– Великий Торакатум! Скажи “а а а а”.

Бублику очень хотелось, чтобы “а а а а а” за него сказал Великий Торакатум, потому что вместо “а а а а” у него получилось непонятное “ы ы ы ы ы”.

– Всё ясно, – мрачно произнесла тётушка Гирошима, повернулась и пошла между грядок, отыскивая нужную ей травку.

Споласкивая блестящие зёленые листья в струйке воды, которая вытекала изо рта каменной рыбки и падала в выложенную разноцветной галькой чашу, она сказала:

– С таким “а” тебе придётся помолчать недели две три. А то и четыре, если не пять. Пока отёк не спадёт. Подойдёшь вечером ко мне домой, я дам тебе настойку, будешь полоскать рот. А пока держи во рту эти листья, – будет не так больно. На.

Бублик неохотно положил на раскаленный язык крохотные шершавые листики. Они пахли зимним утренним ветром и на вкус были холодные, как льдинки. Во рту тоже стало прохладно, и боль утихла.

– Пойдём ка, я скажу пару слов вашему Главному, – повела Бублика обратно на кухню тётушка Гирошима.

– Ну и что? – равнодушно сказал Главный Повар, когда услышал, что Бублик не сможет говорить почти месяц. – Руки то у него остались. А еду, слава Великому Торакатуму, не языком готовят. До конца его смены ещё час, так что он вполне успеет почистить горох для рагу.

Бублик пошёл к своему столу, где его уже ждала горка зелёных стручков, из которых надо было извлечь горошины.

В глазах наблюдавших за ним и перемигивающихся при этом Перца и Батончика плескалось затаенное, но полное удовлетворение.

Глава вторая

У короля

В Цитадели было много главных.

Главный Повар считал Замковую Кухню самой важной частью Акватики.

Ну посудите сами, во первых, она кормила Короля и королевский двор, во вторых – все три роты Королевских Меченосцев, в третьих – давала пиры и обеды гостям Города, в четвертых… (Что же в четвертых, Главный Повар никак не мог придумать, хотя упорно пытался каждый вторник после обеда.)

А Главный Мажордом так не считал. По его мнению, Главный Повар слишком задавался, и от его кухни было больше копоти и гама, чем пользы. И свое мнение он охотно доводил до ушей всякого, кто желал его слушать.

А Главный Казначей считал, что от Главного Повара и Главного Мажордома сплошной расход, никаких доходов не хватит. И выдавал деньги Главному Повару и Главному Мажордому очень неохотно, морщась и кривясь при этом, словно лимоны без сахара ел.

Что же об этом думал Король никто не знал, – потому что Король молчал себе в тряпочку, занимаясь своими делами и делами Акватики.

* * *

То, что долгое время придется быть немым – это еще полбеды, понял Бублик, когда проголодался.