"Найроби‑Кисуму, 5 августа 1903 года

Дорогая Салли!

Ты наверно будешь удивлена, что всего лишь через несколько дней после того, как я отослал тебе письмо из Найроби, – пишу опять. Дело в том, что теперь я не скоро смогу тебе написать, так как мы приближаемся к Уганде, стране джунглей. Сколько времени займет охота на горилл и окапи, сказать трудно. По всей вероятности на это потребуется несколько недель, но кто в состоянии предвидеть все, что может случиться? По мнению Хантера, а он в этом специалист, нас ждет трудное дело. Таким образом, я напишу тебе опять лишь после окончания охоты на горилл и окапи.

В последнем письме я тебе писал, как мы наняли превосходных масайских воинов для охраны нашей экспедиции. Ты уже знаешь и то, как мы охотились на львов, пожирающих людей. Прошу тебя, будь спокойна за Динго. Наш общий любимец превосходно пережил приключение со львами и весело машет хвостом, когда видит диких животных, которых мы время от времени наблюдаем из окна мчащегося поезда. Да, я совсем забыл упомянуть, что это письмо пишу тебе в вагоне, по дороге из Найроби в Кисуму. Но раз уж об этом зашла речь, то должен тебе сказать, что постройка железнодорожной линии в этой высокогорной стране совсем не легкое дело. Расстояние между Момбасой и Кисуму, то есть от берегов Индийского океана до озера Виктория, составляет почти пятьсот восемьдесят английских миль[21] . Начиная от Момбасы, поезд поднимается вверх по плоскогорью на триста сорок шесть миль, достигая в конце долины Рифт, расположенной на территории племени кикую, на высоте семи тысяч шестьсот футов над уровнем моря. Потом поезд спускается вниз по великолепным мостам, переброшенным через пропасти, до высоты шести тысяч футов. Теперь, однако, мы снова начали взбираться вверх и в этот момент проезжаем горы May и находимся на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря, но вблизи Кисуму спустимся на высоту неполных четырех тысяч футов.

Не знаю, интересуют ли тебя эти данные, поэтому заканчиваю описание нашей дороги и перехожу к другому. В Кении масса различных животных. Может быть, ты подумаешь обо мне плохо, но должен признаться, что, стреляя в диких животных, я не чувствую большого удовлетворения. Дядя Смуга и папа довольны этим, но боцман Новицкий смеется надо мной и утверждает, что я «шляпа». Когда я первый раз сказал ему, что мне жалко убитых львов, он пожал плечами и сказал: «Ты, браток, помрешь с голоду, глядя на живую жирную курицу»! Месхерия, которого ты знаешь из моего прежнего письма, придерживается того же мнения, что и боцман. Он считает, что если я сам не убью и не съем дикого животного, то оно сожрет меня без всяких колебаний. Я, право, и сам не знаю, что обо всем этом думать. Во всяком случае, предпочитаю ловить живых зверей, чем лишать их жизни.

Должен тебе сказать, что мы все очень полюбили Месхерию. Он командует нашим масайским конвоем. Месхерию ничто не может вывести из себя. Он никогда не расстается с оружием и постоянно повторяет:

«Иметь винтовку – значит не бояться даже ниам‑ниам». Ниам‑ниам – это племя людоедов, которое живет в Центральной Африке. Когда думаю о каннибалах, мне становится жарко, но отец не считает их жестокими. Они будто бы верят, что, съедая убитого врага, не только его уничтожают, но приобретают также его отвагу. Я утешаю себя тем, что мы едем к ним с дружескими намерениями..."

В этот момент боцман Новицкий сел на лавку рядом с Томеком. Взглянув на прилежно пишущего мальчика, он спросил:

– Что это ты так прилежно скрипишь пером, браток? Наверное, дневник пишешь, признайся!

Томек поднял голову и прекратил писать.