— Николай Паландер потерялся! — воскликнул он. — Ученый, доверенный вашим заботам, астроном, за которого вы отвечали, — и его с вами нет! Знайте же, охотник, что вы несете полную ответственность за его персону и что в этом случае совсем недостаточно сказать «господин Николай Паландер потерялся»!

От таких слов русского астронома уши охотника зарделись; теперь, когда он был не на охоте, у него не было причин сдерживаться.

— Э-э, господин астролог всея Руси, — ответил он, крайне возмутившись, — вам следовало бы взвешивать свои слова! Разве я был обязан стеречь вашего компаньона, который не сумел уберечь сам себя? Вы во всем обвиняете меня, но вы не правы, слышите? Если господин Паландер потерялся, то он сам виноват в этом! Сто раз я замечал, что он, углубившись в свои вычисления, удалялся от нашего каравана! Сто раз я предупреждал его и возвращал обратно. Но позавчера, с наступлением темноты, он куда-то исчез, и, несмотря на все мои поиски, я не смог найти его. Проявите большее умение, если можете, и постарайтесь сами обнаружить вашего компаньона, тем более что вы так ловко умеете обращаться с вашей трубой, вам стоит только приложить глаз к окуляру!

Бушмен, несомненно, еще бы долго продолжал в том же духе, к вящему возмущению Матвея Струкса, который, открыв рот, не мог вставить ни слова, если бы сэр Джон Муррэй не успокоил вспыльчивого охотника. К счастью для русского ученого, ссора между ним и бушменом прекратилась. Но Матвей Струкс с каким-то необузданным порывом, накинулся на полковника Эвереста, который никак этого не ожидал.

— Во всяком случае, — сухо сказал астроном из Пулкова, — я не покину своего несчастного товарища в этой пустыне и приложу все усилия к тому, чтобы разыскать его. Если бы исчез сэр Джон Муррэй или господин Вильям Эмери, то полковник Эверест, я уверен, без колебаний бросил бы все геодезические работы, чтобы ринуться на помощь своим соотечественникам. И я не понимаю, почему ради русского ученого должно быть сделано меньше, чем ради английского!

Полковник Эверест, которому был брошен такой вызов, вышел из состояния своей обычной невозмутимости.

— Господин Матвей Струкс, — воскликнул он, скрестив на груди руки и твердо глядя в глаза своему противнику, — вы что, решили без всяких на то оснований оскорбить меня? За кого вы нас принимаете, нас — англичан? Мы что, дали вам повод сомневаться в наличии у нас чувства сострадания? Что заставляет вас предполагать, что мы не придем на помощь этому недотепе-математику...

— Но, господин... — возмутился было русский, услыхав такую характеристику Николаю Паландеру.

— Да! Недотепе! — повторил полковник Эверест, делая ударение на каждом слоге. — А в ответ на то обвинение, которое вы только что с такой легкостью выдвинули, я добавлю, что в случае, если из-за этого сорвется наша работа, вся ответственность ляжет на русских, а никак не на англичан!

— Полковник, — вскричал Матвей Струкс, глаза которого метали молнии, — ваши слова...

— Слова мои очень хорошо взвешены, господин Струкс, и они означают, что с этой минуты и до того момента, пока мы не найдем вашего математика, все работы приостанавливаются! Вы готовы отправиться на поиски?

— Я был готов еще до того, как вы произнесли первое слово! — сердито ответил Матвей Струкс.

На этом каждый из противников направился к своей повозке, так как караван уже прибыл.

Сэр Джон Муррэй, который шагал рядом с полковником Эверестом, не удержался, чтобы не заметить:

— Хорошо еще, что этот растяпа не взял с собою наши реестры с записями измерений.

— Я тоже подумал об этом, — просто ответил полковник.