– Вот они, – буркнул он, протягивая Климу скрученные в одну трубку разнокалиберные бумажки. – Я тут уже предварительный отсев сделал… В общем, остались только конкретные пацаны…

Клим постучал трубкой по ладони, затем посмотрел в нее, как в телескоп, и сказал:

– Хорошо. Ждите моих дальнейших указаний. А я сейчас еду в редакцию на пресс-конференцию.

Он уже повернулся лицом к машине, как Кабан негромко окликнул его:

– Эй, погоди! Тут люди проверили, поспрашивали… Никто ничего про нефть не знает… И вагончиков никаких в степи нет…

– Это провокационные разговоры! – строго заметил Клим и вернулся в машину.

Глава 5

Редактор районной газеты Иван Михалыч напоминал обнищавшего социал-демократа начала прошлого столетия. Он носил усы и клиновидную бородку, очки с толстыми линзами в пластмассовой, местами перевязанной изолентой оправе, а также потрепанный серый пиджачок, на котором не хватало двух пуговиц. Взгляд его был предельно пронизывающим, как у стоматолога, вооруженного бором. Наверное, этому способствовали линзы очков, которые размазывали глаза едва не по всему лицу.

Когда Клим в сопровождении Тани появился в дверях редакторского кабинета, Иван Михалыч встал из-за стола и, чуть подав сухие плечи вперед, пошел навстречу. Из-под усов выглядывала улыбка, больше похожая на усмешку, по которой можно было судить, что редактор юмор ценит, понимает и сам не прочь иногда пошутить. Остановившись напротив молодого человека, Иван Михалыч некоторое время рассматривал его лицо, как если бы это был подарок, врученный ему на юбилей, потом протянул руку.

– Очень рад, – сказал редактор на удивление высоким и молодым голосом, который никак не вязался с его сединой. – А я представлял тебя несколько другим… Впрочем, я, как всегда, оказался максималистом, а гениальность природы как раз в тонкой сбалансированности. Да ладно! Это все в порядке бреда. Присаживайся!

Таня кинулась выдвигать стул для Клима. Обратив внимание на этот порыв, Иван Михалыч попросил ее:

– Э-э-э, Танюша, голубушка! Оставь нас, пожалуйста!

Таня кивнула, хоть и не без сожаления, и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

– Как самочувствие? – спросил редактор. – Может, чаю?

Клим по своему опыту знал, что, когда человек задает два вопроса сразу, это значит, что ответ на первый вопрос его мало интересует. В отместку Клим послал редактору ответный снаряд:

– А что в этом помещении было до революции? Кстати, а какой тираж вашей газеты?

Иван Михалыч, проявляя мудрость, тоже не стал отвечать и некоторое время с интересом рассматривал Клима. Было похоже, что на лице редактора ничего не осталось, кроме огромных насмешливых глаз.

– Танюша – очень талантливый журналист, хотя и чрезмерно впечатлительный, – заговорил он на неожиданную тему. – У нее очень ранимая, очень доверчивая душа, и чужую беду она всегда воспринимает, как личную трагедию. Тебе исключительно повезло, что судьба свела тебя с Таней…

Договорить ему помешал телефонный звонок. Иван Михалыч взял трубку быстрым и нервным движением, как если бы знал, что звонит некий малоприятный зануда или недоброжелатель.

– Слушаю!.. Нет, пока не знаю! Следите за рекламой в нашей газете… Хорошо, я постараюсь… Через час или два… Извините, у меня сейчас совещание…

Он опустил трубку и с отеческим укором взглянул на Клима.

– И вот так весь день, – сказал он, жуя усмешку. – Читателей до глубины души затронула твоя история.

– Если бы они знали, как она меня затронула! – вздохнул Клим.