Недостатки дочери были его недостатками; она была единственным, что сохранил Деверье, он не мог винить ее. Поэтому обвинял отца, себя, готов был на любую жертву, на любой риск, если это могло спасти Полетт. Что бы она там ни сделала.
Когда он держал в руках фотографию, то как будто видел искаженное отражение отца. Глаза блестели злобой, улыбающиеся губы насмехались и как будто кричали: ты не одолел меня! Я опять победил! В единственном, что было ценным для тебя, — воспитании любимой дочери. Ты любишь ее так же сильно, как ненавидел меня, только в этом ты и был искренен. Но я, пьяница и волокита, человек, которого ты считаешь исчадием ада, воспитал тебя лучше, чем ты свою дочь.
«Взгляни на нее! — казалось, кричал с портрета отец. — Ты клялся, что никогда не станешь таким, как я, всегда будешь держать все под контролем. Контроль! — насмехался образ. — Ты не в состоянии контролировать даже собственную дочь!»
Да, он еще более никудышный отец, чем его собственный. Под насмешливым взором портрета Деверье прижался лицом к фотографии Полетт.
— Ты, сучка, — прорыдал он.
Дети. Она размышляла, в чем их сила. Такие маленькие, такие слабые и трогательные, они обладают несокрушимой мощью. Еще не родившись, даже до зачатия, они могут соединить людей или разлучить их. Их маленькие пальчики не отпускают вас даже за порогом могилы.
Может быть, она не помнила, как выглядит Бэлла, но помнила ее запах, такой сладкий запах детской присыпки. Иза не могла избавиться от него, он преследовал ее повсюду, где бы она ни появлялась. В ожидании такси, среди вешалок с платьями в магазине «Сэлфридж», у кассы в «Бэлли», за магазином «Маркс и Спенсер», где они остановились передохнуть. Изидора резко оборачивалась, если замечала малыша, переваливающегося, как Бенджи, или рыжеватые локоны, как у Бэллы, но каждый раз ее ждало разочарование.
Отель «Стэффорд» был воплощением английской сдержанности: обои в стиле Регентства, изящные карнизы. Нигде не было видно кондиционеров. Вестибюль очень маленький, можно даже сказать тесный, ничем не напоминал холл гостиницы. Он был похож скорее на частный дом, каковым когда-то и являлся.
— Совсем как мой дом, — пробормотал Дэниел.
— Ага. — Изе было больно. У нее больше не было дома, казалось, у нее его вовсе никогда не было. С того самого момента, когда ее отца застали с секретаршей и семья раскололась, как кусок льда. То же самое случилось теперь и с ее семьей.
Их приветствовали с достоинством и сдержанностью, хотя и с некоторым удивлением, когда выяснилось, что они желают расплатиться по счету наличными. Впрочем, миссис Фрэнклин — иностранка, она из Канады, а у них все по-другому. Они заказали номер на две недели, а не на два часа, значит, не собирались использовать отель в качестве дома свиданий. «Стэффорд» для этого не годится. Любовные связи, liaisons, свидания — да, но не случайные встречи.
Одна из клиенток, американка лет шестидесяти, приезжала каждый год на неделю с мужчиной на двадцать лет моложе себя и останавливалась в номере, в открытые окна которого можно было слышать, как меняется караул у Букингемского дворца. Звуки военного оркестра задавали темп и поддерживали страсть.
Им повезло меньше, номер «люкс» выходил окнами на каретный сарай. Мощеный двор внизу. И две кровати, как с отвращением заметил Дэниел. Он отправился в ванную, а Изидора села на телефон.
— Джо, это я. Как Бенджи? Ты получил письмо, которое я с ним послала?
Он ответил не сразу, но тон был более мирным, чем в прошлый раз. Конечно, ведь он получил Бенджи. Он победил, а победив, обнаружил, что ухаживать за ребенком самому может оказаться делом весьма обременительным. Свободное время, спокойствие, комфорт — всего этого он теперь лишился. |